Так назревало большое событие, которое перевернуло в конце зимы всю жизнь Пурвайской волости. Анна успела поговорить почти со всеми бедняками и середняками волости и знала их мнение. Сорок шесть семей решили объединиться в сельскохозяйственную артель, но только у тридцати двух земли были сосредоточены в одном конце волости, примыкавшем к Змеиному болоту, остальные хозяйства были разбросаны по всей волости подобно маленьким островкам. Все эти крестьяне уже были членами сельскохозяйственной кооперации и успели накопить небольшой опыт совместной работы: кроме своей земли, члены кооператива за прошлый год коллективно обработали поля заброшенных усадеб; товариществу принадлежал старый трактор, несколько косилок и две молотилки.
— По слогам уже разбираем, теперь пора начать читать, — шутил председатель правления сельскохозяйственной кооперации Клуга. — Вот только достать бы хорошую, умную книгу.
…В воскресное утро по всем дорогам к волостному Народному дому потянулись крестьяне — и пешком и на лошадях. Приехали председатель уисполкома Пилаг, второй секретарь укома партии Артур Лидум, а с ними Валентина Сафронова, которой Анна написала о предстоящем важном событии.
Пилаг в начале войны эвакуировался на Урал, а потом вступил добровольцем в Латышскую стрелковую дивизию и стал полковым агитатором.
— Если подумать, товарищи, ведь мы сегодня участники большого исторического события, — сказал Артур, когда в одной из комнат Народного дома собралось все руководство Пурвайской волости. — Первая сельскохозяйственная артель в уезде! Это начало целой революции, и мы имеем счастье быть крестными отцами этого события. А тебе, Валя, суждено увековечить это событие вдохновенной статьей.
— Кто знает, как у меня получится… — улыбнулась Валентина. — Слишком ответственное задание.
Наконец Регут сообщил, что собрание можно начинать:
— Зал переполнен так, что не проскочить и мышонку.
— Тогда пойдемте, — сказал Артур.
Гайда Римша с комсомольцами всю ночь украшали зал. Вдоль стен, на окнах и у дверей стояло много горшков с цветами, в помещении пахло хвоей, и все это навевало праздничное настроение. Через весь зал были протянуты гирлянды красных флажков, над столом президиума сверкали золотыми буквами лозунги.
Анна, Регут, Пилаг, Артур, Финогенов и работники волостного исполкома сели за стол президиума, Валентина зашла в зал и села среди крестьян.
В большом зале, положив на колени натруженные руки с узловатыми пальцами, сидели молодые и старые люди с обветренными лицами, полные напряженного ожидания. Спокойствие и уверенность, светлые надежды и затаенную злобу можно было прочесть на разных лицах. Каждый пришел сюда со своими мыслями и чувствами, и каждый верил в свою правду. «Почему так нужно?» — спрашивала сегодня не одна пара глаз. Предки этих крестьян из поколения в поколение шагали по знакомой дороге, протоптанной отцами и дедами, а теперь, когда впереди открывались неизведанные дали, они пугали их своей новизной. Но большинство не сомневалось, а верило, выносив свою веру за долгие дни и ночи размышлений.
Во взглядах кулаков тлела темная злоба и ненависть. Земля заколебалась под их ногами, трещали устои их мира; они не стояли на распутье — нет, им не суждено было переступить порог новой жизни, а старая была обречена на гибель; гнить, сгинуть — такова теперь была их участь.
Анна открыла собрание кратким вступительным словом. Она сообщила, что более сорока семей Пурвайской волости выразили желание объединиться в сельскохозяйственную артель, поэтому созвано это собрание. Анна призвала жителей волости всесторонне обсудить этот вопрос и рекомендовала каждому участнику собрания самостоятельно решить за себя — вступить ли в артель, или жить по-старому.
После этого она попросила Регута прочитать текст примерного устава сельскохозяйственной артели.
Регут надел очки и, став на маленькую трибуну, медленно и громко прочел текст устава. Пока он читал, в зале царила глубокая тишина. Крестьяне старались не пропустить ни одного слова. Наморщенные лбы, глубокая серьезность и задумчивость на лицах собравшихся показывали, что каждый из них напряженно обдумывает услышанное. Когда Регут кончил чтение, Анна попросила участников собрания задавать вопросы и высказываться.
— Чего тут долго мудрить? Надо организовать колхоз и приступить к работе! — крикнул с места Алкснис, один из сорока шести крестьян, которые давно уже заявили о готовности объединиться в артель.
— Свинью в стаде не откормишь! — раздался голос из задних рядов. — В старину латыши знали, почему так говорили.
— Потому-то бароны да кулаки могли так долго издеваться над нами, — послышался ответ Индриксона, крестьянина-бедняка.
— А что, жен и детей гоже объединить надо? — послышался вопрос, и присутствующие кулаки сразу зафыркали. — А как с собаками и кошками? У меня дома каждой твари по паре.
— Ты, сосед, наверно, по утрам уши не моешь, потому плохо слышишь, — спокойно заметил ему Регут. — Иначе услышал бы, что в уставе сказано.
— Чего мне слушать эту премудрость! — выкрикнул подогретый кулаками крестьянин. — Я и не подумаю вступать в ваш колхоз.
— Тогда не мешайте говорить тем, кто думает вступать, — сказала Анна. — Иначе собрание может попросить вас оставить помещение.
После этого выкрики прекратились и крестьяне начали задавать деловые вопросы: о размерах приусадебного участка, о личной собственности колхозников, о порядке начисления трудодней на различных работах, каковы обязанности членов семей колхозников в колхозе. Пришлось снова вернуться к уставу, еще раз прочесть некоторые статьи и на примерах пояснить непонятные места. На вопросы отвечали Анна и Регут, а иногда приходили на помощь Пилаг и Артур.
Кулаки тесной кучкой сидели в задних рядах и слушали. Только Кикрейзис несколько раз просил слова и задавал вопросы.
— Если я не желаю вступить в колхоз, что мне за это будет? А если вступлю, сколько мне заплатят за лошадей и машины? У многих есть только полудохлая лошаденка да старый плуг, а у меня четыре хорошие рабочие лошади и разные машины. Я думаю, что имею право на оплату если не за все, то хотя бы за часть.
— Вот что, сосед, — ответил Регут, — прежде всего нужно, чтобы колхоз согласился принять тебя в члены, но навряд ли кто этого захочет. Сельскохозяйственная артель — такое место, куда кулакам вход воспрещен.
По залу прокатился смех. С постным лицом сидел в одном из первых рядов Антон Пацеплис. Он не задавал никаких вопросов, только слушал и думал. Когда собрание осмеяло Кикрейзиса, лицо Пацеплиса осталось серьезным.
— Твоих лошадей, Кикрейзис, и все твои машины помогли тебе приобрести батраки и малоземельные, — продолжал Регут. — Мне самому пришлось два года отбатрачить у тебя. Если передашь лошадей колхозу, это будет справедливо, и об оплате лучше не мечтай.
— А если я не вступлю в колхоз, тогда что? — снова выкрикнул Кикрейзис. — Почему ты не отвечаешь на вопрос, Регут?
— Уговаривать тебя никто не станет, — сказал Регут. — Колхоз обойдется и без тебя.
Затем слово взял Пилаг. Поздравив инициаторов, он рассказал об опыте коллективизации в других Советских республиках, о хитрости и разных уловках кулаков, как они пытались пробраться в колхозы и захватить руководящие должности, чтобы потом разваливать артели изнутри; рассказал о разных перегибах, о борьбе с лодырями, лжеколхозниками, о правильной организации труда. Делая первые шаги и закладывая фундамент новой артели, надо воспользоваться этим опытом, чтобы избежать ошибок. Затем Пилаг остановился на преимуществах социалистического хозяйства перед индивидуальным, говорил о политическом значении коллективизации и об огромных перспективах, раскрывающихся перед крестьянством Латвии.