В знак того, что разговор окончен, он сел за стол и уткнулся в бумаги. Со второго этажа, из квартиры Друкиса, опять донеслась чудесная мелодия — это был танец маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро» Чайковского, мелодия, знакомая всему цивилизованному миру. Человеку, которому принадлежал этот приемник и который безусловно причислял себя к цивилизованным людям, Ян Лидум, уходя, бросил всего одно лишь слово:
— Дикарь…
— Потише, вы… — Друкис угрожающе повысил голос. — Иначе можете опять попасть туда, откуда вы недавно вышли Оскорблять государственного служащего при исполнении служебных обязанностей…
Но Яна Лидума уже не было в канцелярии. Когда он вышел на рябившую от летящих снежинок улицу, в его душе бушевала буря.
«Неужели потерян? — спрашивал он себя. — Навсегда потерян для меня? Это невозможно. Я не допущу, нет, нет… Друзья мне помогут… мы обыщем все окрестности, объездим всю Латвию, и если только он жив… я найду его! Да, да, Друкис, найду! Твое молчание не поможет!»
Снег падал крупными хлопьями, заслоняя небо, солнце, и казалось — наступил вечер. Размеренно, широко Ян Лидум шагал по дороге — он шел обратно в уездный городок, к Ильзе и Артуру.
…Ян пошел работать на лесопилку носчиком досок. Старые носчики одолжили ему наплечную подушечку и показали, как брать на плечо доски, чтоб не терялось равновесие, и как сбрасывать их на штабель, чтобы они не расползались. Несколько дней у Яна болели ноги и ныло плечо, но скоро он привык и уже не отставал от товарищей. Только по вечерам, когда рабочие приглашали Яна выпить бутылочку водки, он добродушно отказывался и шел домой. Потеряв надежду найти Айвара, он еще сильнее привязался к племяннику и отдавал ему каждую свободную минуту.
По указаниям партийного руководства, Ян должен был несколько месяцев прожить так, чтобы у охранки не возникло ни малейшего подозрения. В Риге он получил несколько адресов и пароль, чтобы позднее, когда позволят обстоятельства, связаться с подпольщиками уездного городка и включиться в партийную работу. А до тех пор ничего иного не оставалось, как читать книги, которых не было в тюрьме, и заниматься политическим воспитанием сестры и Артура. Он делал это с большим увлечением.
Из первых же разговоров Ян понял, что Ильза много читала и довольно хорошо разбирается в основных вопросах классовой борьбы и международной политики. Лицемерие и предательство латвийских меньшевиков для Ильзы было ясно, но до сих пор никто ей не указывал путь борьбы, по которому следовало идти. Однажды вечером, когда Артур ушел покататься на коньках, Ян заговорил об этом с сестрой.
— Ты видишь несправедливости и возмущаешься ими. Тебе ясно, какой строй нужен человеческому обществу. Но какая польза от того, что ты сознаешь это?
— Никакой, — согласилась Ильза. — А что может сделать для всего общества слабая женщина?
— Во-первых, ты не слабая женщина, — возразил Ян. — Это ясно уже потому, что, несмотря на трудности, довольно крепко держишься на ногах. Во-вторых, действовать ты будешь не одна. В большом механизме нужно много маленьких винтиков, каждый из них выполняет определенную работу. И когда такой механизм приходит в действие — дрожит земля… а иногда и люди, у которых есть основания дрожать.
— Ты думаешь… я могу? — шепотом спросила Ильза, краснея от волнения.
— Если уж ты не сможешь, то мало кто сможет. Риск большой, настаивать я не могу. Но тебе, сестра, роль стороннего наблюдателя не к лицу.
— Я не хочу быть сторонней наблюдательницей, только у меня в таких делах нет никакого опыта. Что толку, если я нечаянно сделаю что-нибудь необдуманное и с первого шага попаду в тюрьму? Попасть в тюрьму дело нехитрое, но если это произойдет по глупости, меня никто не похвалит.
— Правильно, Ильзит, — улыбнулся Ян. — Надо так работать и бороться, чтобы у тебя были успехи, а наши враги оставались бы с носом. Ты понимаешь, с каким риском это связано, и все же не боишься начать?
— Не боюсь, Ян… — сказала Ильза.
— Хорошо, тогда ты скоро получишь работу… — обещал брат.
Несколькими днями позже произошел такой же разговор с Артуром, только на этот раз начал его не Ян.
— Дядя Ян, я хочу жить так, как ты, — объявил Артур, оставшись наедине с дядей. — Я учусь только для того, чтобы быть полезным в великой борьбе. Посоветуй, что мне делать?
И Ян рассказал племяннику о смысле и целях революционной борьбы, познакомил его со сложным искусством конспирации и добился того, что Артур загорелся желанием как можно скорее вступить в ряды борцов.
Спустя несколько недель, в воскресенье, Ян с Ильзой пошли в лес за сухим хворостом. На обратном пути они встретили носчика Карклиня и обменялись с ним несколькими словами. Только теперь Ильза узнала, что Карклинь один из тех людей, вместе с которыми Ян борется за лучшую долю трудового народа. Они договорились, где и когда встретятся в следующий раз. Так Ильза включилась в подпольную работу. Ян держался так, словно встреча и разговор произошли совершенно случайно.
В другое воскресенье Ян с Артуром пошли в кино. Демонстрировали фильм с участием Чарли Чаплина. Когда сеанс окончился, на улице уже стемнело. Выходя из кино, они встретились с молодым человеком, учителем географии местной средней школы, Пилагом. Он недавно окончил учительский институт и первый год работал в городке. Ян поздоровался с ним, только когда они свернули в совершенно темный переулок.
— Вот, Артур, это твой будущий руководитель в том деле, о котором мы столько говорили в последние дни, — сказал Ян, положив руку на плечо племянника. — Поговорите обо всем и в дальнейшем действуйте сами.
Оставив Артура с Пилагом, Ян отправился домой. На сердце у него было легко и радостно.
Артур вернулся домой через несколько часов. По серьезному виду и сияющим глазам племянника Ян догадался, что для него началась новая жизнь. Он обнял его и крепко прижал к себе.
— Поздравляю тебя… — взволнованно сказал Ян и улыбнулся Артуру. — Будь мужчиной, смело гляди в будущее. Нам надо пройти немалый путь, пока достигнем цели.
— Я тебе очень благодарен, дядя Ян… — прошептал Артур. — А я думал, что у тебя в нашем городке нет ни одного знакомого человека. Оказывается, ты знаешь многих, и еще лучше, чем я. Дорогой дядя, мне даже трудно поверить, что теперь у нас — у тебя и у меня — общая дорога.
Ян предостерегающе приложил к губам палец:
— Тише, Артур! О таких вещах, товарищ Лидум, не надо говорить много.
Ему все время казалось, что он говорит со своим сыном.
…Прошло еще несколько недель. Как-то ночью, в середине апреля, на квартиру Ильзы явилась полиция и шпики охранки. Они искали Яна. Понимая, что означает это позднее посещение, Ян сейчас же встал и оделся в дорогу. В квартире сделали обыск, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседей. Через час Яна увели. Один день его продержали в уездной тюрьме, затем на полицейской машине увезли в Ригу и вновь, на основании закона Керенского, заключили в рижскую Центральную тюрьму.
Недалек был день 15 мая 1934 года. Готовясь к фашистскому перевороту, правящий класс стремился заточить в тюрьму всех тех, что мог в день преступления назвать настоящим именем это преступление.
7
Два раза в неделю Артур уходил по вечерам из дому и возвращался только после полуночи. Ильза не спрашивала его, где он проводит время, а сам он тоже ничего не говорил, хотя это молчание заметно тяготило его. Только однажды — это было 30 апреля — вечером, перед уходом, Артур подошел к матери и тихо сказал:
— Сегодня опять приду поздно. В случае, если к утру не буду дома, не беспокойся. Так… надо.
Они спокойно, ободряюще посмотрели друг на друга.
— Будь осторожен, — сказала Ильза. — Возьми с собой ключ. Я сегодня дома не буду ночевать. Может, опять придут незваные гости. Пусть на этот раз уйдут ни с чем.
После ухода Артура Ильза оделась потеплее и вышла на улицу. Возможно, охранка и не собиралась арестовать ее в этом году — в предыдущие годы ее арестовывали 28 апреля и держали в тюрьме до 3 мая, — но на всякий случай она решила эту ночь провести вне дома. Некоторые жители городка были арестованы уже накануне. Ильза подозревала, что охранка оставляет ее на свободе в надежде на более крупный улов: ведь Ян Лидум жил у нее несколько месяцев, и следовало предположить, что его пребывание в городке не осталось без последствий.