Он задержался на башне, когда все остальные уже пошли вниз. Что-то всколыхнулось в его душе при виде этого белого пятнышка вдалеке. Какая-то тоска, томление, прежде ему не знакомое. Как у скитальца при виде родного дома, как у покинутого влюбленного при виде утраченной любви. Высоко в темнеющем фиолетовом небе стояла единственная звезда — прямо над той усадьбой, яркая, как маяк. «Да, — тихо сказал он, — иду…» — хотя туристы у подножия башни и не думали окликать его.
Они вернулись на каменный причал, и он остановился, глядя, как его спутники гуськом забираются в баркас.
— Идете, мистер Ботилье? — окликнул его офицер, когда все уселись.
Он покачал головой и слегка улыбнулся.
— Нет, — ответил он, — остаюсь.
Офицер решил, что понял причину.
— А… ясно, — сказал он; затем подошел ближе, подмигнул ему и зашептал фамильярно, как единомышленнику: — Небось, надоели вам эти экскурсии хуже горькой редьки. Ничего удивительного. Спросите Таню, на главной площади, там у двери медведь на цепи сидит — не промахнетесь. Попозже, может, и я подойду. Только не забудьте — отплываем с рассветом.
Стив молча посмотрел на офицера, точно тот говорил на чужом языке.
Тихо застучал мотор, и баркас заскользил прочь по водной глади — огни города отражались в ней, как в черной лакированной коже. Стивен глядел ему вслед, пока ночь и открытый океан за волноломом не поглотили красный фонарь на корме. Потом повернулся и зашагал обратно в город, который увидел сегодня первый раз в жизни.
Ноги несли его туда словно по собственной воле; он походил на человека, идущего во сне. Он не замечал ни шума, ни огней, ни вечерней толпы вокруг. Его невидящие глаза, в которых застыл вопрос, были устремлены вперед, в пустоту.
Какой-то ремесленник вцепился ему в рукав, заискивающе залопотал что-то, пытаясь увлечь его к освещенной двери, откуда лились звуки балалайки. Он заметил прикованного у входа медвежонка — встав на задние лапы, зверь выпрашивал у прохожих подачку. Он стряхнул с себя руку зазывалы. «Нет, — сказал он, — нет». Потом, точно вспомнив благодаря этому о своей главной цели, подал знак проезжающим мимо дрожкам, маленькой коляске с одной лошадью — на таких ездили в России до войны.
Он уселся в экипаж, и кучер вопросительно обернулся к нему. Стивен Ботилье показал прямо вперед.
— Туда, — скомандовал он.
Современная, европейская часть города уступила место более старой и более характерной. Вместо электрических фонарей здесь горели масляные, желто-зеленые, — едва ли не по одному на квартал. Дома стали по-восточному скрытными, вдоль мостовой тянулись глухие стены, огораживающие внутренние дворики. Тут витал дух прошлого, и с каждым поворотом он словно все больше и больше узнавал эти места.
Вдруг он обратился к кучеру на языке, который не был английским. Однако других языков он не знал и удивился, откуда взялись эти слова.
— Торопись, — сказал он, — мне надо купить розу у старой цветочницы, что торгует у фонтана, а она уходит домой в десять.
Когда они выехали к фонтану по длинной кривой аллее, она уже сворачивала свою подстилку и собирала бидоны.
— Марьюшка, — сказал он, наклонясь, — самую лучшую белую розу во всей Данубии — только одну. Ты приберегла ее для меня?
Беззубая старуха испуганно посмотрела на него и перекрестилась.
— Марьюшкой звали мою бабку, — пробормотала она, — а я Аннушка. — Потом выбрала прекрасную белую розу и дрожащей рукой протянула ему.
Звякнули о булыжник монеты, и дрожки покатили дальше.
Вскоре они покинули город и начали подниматься в холмы. Последние дома и последние мостовые остались позади. Фонари тоже — теперь путь им освещала только луна, топазово-желтая, огромная, как тележное колесо. Впереди замаячила развилка.
— Туда, — снова произнес он, указывая направо.
Кучер тревожно огляделся по сторонам.
— Эта дорога ведет мимо усадьбы Мораватов. Там мы ничего не найдем…
— Там мы найдем все, — мягко сказал Стивен Ботилье. Одной рукой он держал розу за стебель, другой бережно придерживал ее головку, чтобы лепестки не облетели от тряски.
Слева вынырнула десятифутовая каменная стена — она потянулась вдоль дороги, и конца ей было не видно. Верхушки деревьев за ней походили на плюмажи охраняющих ее воинов. В воздухе поплыл аромат роз, множества роз из какого-то тайного сада неподалеку.
— Владения Мораватов, — осторожно сообщил кучер, словно само упоминание этого имени было небезопасным.
Они миновали ворота — Стивен мельком заметил в глубине за ними большой приземистый дом, голубеющий в лунном свете. С той стороны ворот была сторожевая будка, и на стук колес оттуда выскочил часовой с карабином под мышкой. Вытянув шею, он подозрительным взглядом проводил их дрожки, накренившиеся на повороте в облаке пыли, голубой в лунных лучах.