Выбрать главу

Главное в том, что крестьяне — великороссы селились в пойме рек.

Когда говорят, что Россия прошлых веков — это царское самодержавие и крепостное право, то это не совсем так. В том то и дело что крестьяне — великороссы Севера жили «не совсем при царе» и без крепостного права. Просто вольные великороссы жили по принципу: «земля царева, а распаши и ржи наши».

А на результаты труда распространялось правило: «кто пахал, того и хлеб». Конечно, крестьяне — великороссы не спрашивали и не докладывали никому, как они «садились» на землю, но рано или поздно их принуждали к оплате податей.

Если подати были обременительные, крестьяне — великороссы бросали обжитое место и уходили в другие места.

В Сольвычегодском уезде были люди, имевшие землю в личной собственности. Эти участки так и назывались «крепостные». Но на таких участках «вольные» крестьяне «не садились», чтобы не платить подать еще и землевладельцу. Они предпочитали «садиться», хоть на «неудобье», зато чувствовать себя «вольным». «Вольному воля» — это действительно великий принцип и очень важная русская ценность.

Известно, что отец моего прадеда Василия в середине XIX века жил в поселении Пица, за Пицкими болотами, 30–40 верст к востоку от Сольвычегодска.

Ближайшие земли были разработаны. Молодой Василий отправился осваивать новое место. Он выбрал Казаково, территорию вне «крепостного права». (Как образовалась деревня Елезовка, родина автора этой книги — рассказано выше).

Примечательно, что ниже того места, на котором поселился молодой Василий Башлачев, расположена плодородная низина, но она была «крепостной землей». На ней селиться не имело смысла, так как автоматически становишься «крепостным» (К этому времени «крепостное право» еще было не отменено). А вот селиться выше «крепостной земли» в лесу, на угоре имело смысл. Близко вытекал ключ, способный обеспечить семью водой. Это, во–первых.

Во–вторых, еще до переселения моего прадеда Василия, на угоре уже стоял дом его очень дальнего родственника Гавриилы Башлачева, который тоже предпочел распахивать «пустошь», но не стал «крепостным», а остался вольным крестьянином. На Севере Русской равнины действовал неписаный вековой закон: при поселении очень важно было заранее получить доброе согласие с ранее поселившимися соседями.

За многие века жизни на севере Русской равнины в русском крестьянстве сформировались и генетически закрепились определенные психологические свойства. Вольные великороссы всегда напрямую решали свои взаимоотношения, без барина и чиновника.

По рассказам моего дяди Михаила Ивановича Башлачева у нашего прадеда Василия был такой разговор с Гавриилом.

Прадед пришел к Гавриле и спросил прямо: «Гаврила, могу я поселиться и обустраиваться на пустоши рядом с тобой?..».

Гаврила: «Что ж Василий, ты парень молодой. Знаю работящий, не склочный. Так что селись, заводи себе жену и стройся. Вот такое тебе мое согласие».

Как видите, никакого чиновничьего разрешения, как сейчас — этого и в помине не было. Но были очень важны длительные добрые отношения с соседями. Человеческое уважение и равенство там, где возможно — вот основа взаимоотношений великороссов.

Вот что еще надо отметить. Великоросс, по самой жизни в суровых северных условиях вынужден был ежедневно и ежечасно действовать в системе «человек–природа». Притом следовало действовать успешно, иначе зимой пропадешь. Например, великоросс не мог полагаться на «рабов». На бескрайних просторах Русской равнины пользы от раба «на привязи» нет. А непривязанный убежит.

У русских рабовладения не было. Любой встречный на бескрайних просторах Русской равнины — это скорее соратник, чем конкурент. Какая может быть конкуренция за кусок земли на Русской равнине, когда ее кругом полно. Только обрабатывай. А вот выживать вдвоем легче. И надо быть доброжелательным, а не дурным соседом. Прадед Василий построил сначала избушку. Завел жену, стали рождаться дети. Прадед построил большой дом: две белые избы с печами в три окна каждая, скотный двор. Но первая жена умерла, от нее вырос сын Леонтий. Через несколько лет прадед женился второй раз на Евдокии (моя прабабушка). Выросло три сына: Иван (мой дед, родился 1863 году), Василий и Степан..

После смерти прадеда его старший сын Леонтий выделился в отдельное хозяйство. Семья Леонтия — сам, жена, сыновья Николай, Леонтий и дочери: Клавдия, Елизавета и Мария. Семья Леонтия стала жить в левой северной половине дома. В правой южной половине дома продолжали жить моя прабабушка Евдокия и три младшие сыновья. Иван (мой дед), Василий и Степан.

Иван вырастил 4 сыновей: Анатолий (мой отец), Михаил, Инокентий и Николай.

У Василия выросли сыновья: Василий, Максим, Николай и сестры Евдокия и Нина. У Степана детей не было.

Как видите, процесс вырастания детей и выделения нового хозяйства — почти точно соответствует тому, что описано в главе 19. Отличие лишь в том, что прадед рано умер, не дожив до старости.

Распаханной земли, доставшейся моей прабабушке Евдокии после смерти прадеда, явно не хватало для прокорма семьи. Моему деду Ивану было лишь 14 лет, а Василию и Степану — еще меньше. Так что быть старшим мужчиной в хозяйстве — такая доля свалилась на моего деда с ранних лет. Ему помогал вести хозяйство — не только старший брат Леонтий, но и сосед Гаврила. Причем помогал по доброму, (у него у самого было два сына и пять дочерей).

Чтобы как–то прожить, моя прабабушка отправила моего деда подрабатывать, «батрачить» у зажиточного крестьянина Миколы Торицы (такое у него было прозвище). Микола жил в деревне Исаковская на берегу реки и имел хорошую плодородную землю в пойме реки Виледи. Дед нередко рассказывал о своих отношениях с тем хозяином, на кого «батрачил».

Эти рассказы показательны для понимания того духа, который витал в атмосфере жизни вольных великороссов.

Как–то Микола Торица спросил: «Как Ваня не завидно тебе — как я живу?»

Дед (подросток) ответил: «Завидно».

Микола ему и говорит: «Ваня, завидовать нехорошо. Ты лучше смотри и учись, как я работаю. Будешь так работать как я, тоже будешь жить хорошо».

Надо сказать, Микола был работящий. Вставал не свет не заря и моего деда к тому же приучил. Микола часто напоминал моему деду: «Ваня, пошел делать дело, делай два или три». Или еще: «Хорошей работы чужими руками не сделаешь».

Я помню, как дед, будучи уже в возрасте 85 лет, постоянно повторял эти правила, к которым его приучило «батрачество» у Миколы Торицы.

Шли годы. Мой дед вырос, подросли и его младшие братья. Сил уже хватало, чтобы разрабатывать новые участки земли. Для этого присматривали подходящие «пустоши» вблизи дома.

Напомню, мои далекие предки осваивались в Сольвычегодском уезде там, где как говорилось: «куда топор, коса, соха ходили». Причем не забывали: «Земля царева, а распаши и ржи наши». Собственно так же осваивал землю деревни и мой прадед Василий, и мой дед Иван с братьями, когда те подросли.

Читателю нелишне знать и осознать технологию освоения земли и главные ее особенности. Землю для пашни выбирали на ровном месте или на небольшом юго–восточном склоне там, где раньше всего весной сходит снег. Для сенокоса — находящиеся вблизи лощины небольших речек, фактически ручьев.

На участке под пашню лес и кустарник вырубали главным образом в утренние часы в марте, когда снег покрыт крепким настом, чтобы не проваливаться по пояс. Срубленные деревья и кустарник лежат год, до следующей весны. (За лето и зиму они хорошо просохнут). Весной, как только сойдет талая вода, этот участок «палят», то есть сжигают. Остается толстый слой золы и торчащие пни от деревьев.

Как только земля начинает подсыхать, крестьянин приезжает на лошади с сохой, чтобы «взъерошить» землю между обгорелыми пнями. Затем участок засевается льном. Семена заделывали в землю пальничной бороной (Обработка льна и изготовление из него ткани — это длинная технология в несколько лет).