Согласно эргодической гипотезе физики, если долго наблюдать за одной молекулой, то узнаешь, как ведут себя все.
Я попытался применить эту гипотезу к людям:
— Наблюдая за одним из нас долго, узнаешь, как ведем себя мы все.
Другими словами, одна и та же личность отличается от себя во времени соразмерно со своим отличием от личностей других и разных: вот я свободен — и вот я уже раб.
Если на эргодической гипотезе основана определенная степень нашего понимания устройства материи, то на подсознательном применении этой же гипотезы к людям основаны взаимопонимание и сочувствие. Наша способность «читать» чужие мысли называется по-научному «теорией ума». Степень владения этой способностью называется на простом языке «проницательностью».
Многие люди считают сочувствие врожденным. Сейчас о том же свидетельствует наука. Совершенно очевидно, что жестокость и садизм также оттуда — и, как известно, связаны с инстинктом воспроизведения странным для доступной нам логики образом.
Все напитки смешаны во всех чашах, хотя пропорции, конечно, отличаются.
Кто никогда не мастурбировал, пусть кинет в меня камень.
Я не боюсь оказаться под градом камней, потому что неподвижной останется целая их гора, за которой я и спрячусь.
Я заговорил о мастурбации, потому что в это время приходится общаться с внутренним миром и искать в нем объект для экстаза.
Приходится мечтать.
Сейчас не важно, что ты можешь, время спросить себя, чего ты хочешь.
О случайном поведении молекул говорят: флуктуации.
О поведении людей, взаимодействующих с внешним и внутренним мирами, так и хочется сказать «дьявольская пляска».
Попытаюсь говорить красиво:
— Птеродактили архетипов кружат над бедной головой.
Ассоциативная бесконечность ведет меня по пустынным в ночной час залам Вселенского Музея. В темноте я не вижу, что нарисовано на картинах, но и так знаю, что это каприччос Гойи.
Во сне я обнял бросившуюся мне на грудь собаку, как вдруг ее улыбающееся лицо оказалось женским. Я был потрясен и возбужден, потому что такую трепетную сущность никогда в явной жизни мне не приходилось осязать.
31 — Позволишь ли Ты нам взять больше, чем Ты дал?
Сон с собакой напомнил мне, что с динозаврами нас объединяет также и секс. Стало интересным помечтать: а не может ли секс приобрести другую форму?
Я не имею в виду обязательное изменение основного технического принципа, согласно которому желание вложить должно совпасть с желанием вместить. В прибое Метаязыка оба этих желания все равно превращаются в потребность слиться.
Я не имею в виду гомосексуальные или скотоложеские извращения.
Хотя иногда мне кажется, что я вот-вот представлю себя на месте виденного когда-то в Праге парня: он стоит и смотрит на Малу Страну с высоты Пражского Града, а его дружок экстатически ластится к нему.
В толпе туристов они заметны и потому отдельны от других людей.
Замечаю за собой подсознательную зависть.
А вдруг у них сбылась мечта трудной юности о втором Я?
А вдруг остающееся у них после оргазма чувство — счастье, а не счастливая пустота?
Вижу властную и любящую лапу большого друга на дружке — и дальше в представлениях не хочется идти: боюсь найти все то же. Других свидетельств нет.
Так многого ли стоит начальный капитал, подлежащий размену на мелкие монеты опустошений?
И вот тут я зову сестер и братьев и себя к бунту.
Я не призываю строить баррикады, бунт должен быть тихим и вдумчивым, потому что он направлен против Того, кто и так всё знает — против Божества.
— Дети же бунтуют против нас, — спешу отметиться в пусть мятежной, но лояльности, а то слово «против» прозвучало странно, если не смешно.
Пусть каждый вспомнит, как случалось понимать в момент оргазма: «для этого живу». Что это, если не висящая перед ослом морковка, за которой он бежит? Сознательному ослу понятно: чудес не бывает — морковка висит не сама по себе.
Прошло время в молитве просить, пришло время спрашивать. Вот мой вопрос:
— Позволишь ли Ты нам взять больше, чем Ты дал?
Отсутствие настоящей Веры дает себя знать. Вот сейчас мое воображение увидело Бога, который не может нарушить им же установленные правила им же начатой игры, согласно которым мы играем сами. Он не может нас убить, но не может и спасти, если, к примеру, нам грозит смертельная опасность.
Он будет с нами в момент краха.
Он будет оплакивать свое вновь обретенное одиночество — если у него есть слезы.