Вдохновение случается, но вместо счастья растет озабоченность.
Возможно, сказывается ментальность — профессиональный идиотизм.
Как ученый, я отношусь к своей жизни как к эксперименту.
Поскольку жизнь я получил в качестве подарка, то надо всем предприятием висит серьезный вопрос: я ученый или кролик?
В этом тексте я уже пытался шутить с Богами. Я настаивал, что я — не кролик.
Я имел в виду, что в свободе действий меня не ограничивает ничто, кроме очевидных обстоятельств, а в свободе мыслей — ничто, кроме Стены.
Я представлял Стену границей, отделяющей каждого из нас от себя и от других, а всех вместе (я мечтал!) — возможно — от Бога.
Я исходил из того, что можно сделать Стену проницаемой — открыть Окно, а если кому больше нравится не летать, а ходить, то Дверь.
Если в Стене появится выход, а вдруг это и будет, я думал, выход из нашего Царства в Царство Божье — альтернативный смерти путь в Мир иной?
Имена существительные Стена, Окно, Дверь, Царство обозначают здесь то, чего никто не видел. С глаголами тоже не просто. К примеру, если станет известно, что в Стене есть свободный выход, это будет соответствовать тому, что Стены нет и что выходить или вылетать просто некуда, как нельзя гнаться за трамваем, в котором сидишь.
Я испугался написанному, потому что из него следует безысходность.
Я сразу представил себе, что уже больше никогда не увижу ни зелени, ни солнца, потому что всегда будет туман над снегами — как сейчас.
Потому что если в душе останутся туман и снег, то не поможет и приход весны.
— Как это? — в растерянности спрашиваю я себя, и наверное моя растерянность взаправду велика, наверное я и впрямь загнан в угол и отступать мне некуда, потому что ответ готов. Вот он:
— Мы никуда не выйдем. Другие существа заселят этот мир.
— Как это? — спрашиваю себя уже не в растерянности, а скорее с любопытством, потому что если я знаю, что ответ есть, значит он есть, только я еще не понимаю его смысла.
— Как можно стать другим? — в вопросе скепсис, потому что я чувствую себя собой сколько себя помню. Имеет место не только неизменность моего Я, но даже и неизменность убеждений, о которых я знаю, что они субъективны и односторонни, да только это знание ничего не меняет и я остаюсь при своем.
— Так как же? — допытываюсь я, упорствуя в профессиональном идиотизме, потому что мне совершенно непонятно, как люди могут посвящать свою жизнь чему-нибудь еще, кроме науки, при столь очевидной естественности «состояния перманентного вопроса».
— Как вам не скучно? — готов спросить я не только у земледельцев, но и у шустрых биржевиков, которые только из-за того не повертят у виска пальцем, услышав мой вопрос, что у них не будет на это времени.
Как рыбак-любитель, я понимаю азарт их бытия — и в то же время не могу не считать их деятельность вспомогательной. Я вижу единственный ее смысл в том, чтобы кормить науку, чтобы наука объясняла всем, «Как?» и «Почему?» — питая амбицию понять, «Зачем?» Разделяя мнение тех, кто считает меня ненормальным, я по-прежнему при своем. И вдруг меня озаряет: «верю, поскольку абсурдно».
— Я верит и Я же знает, что абсурдно.
— Ведь это доказывает, что есть другой Я!
— Это доказывает, что мир может оказаться другим, оставшись тем же.
Рискну шепнуть — себе и читателю:
— Это доказывает, наконец, существование Стены.
Еще даже не середина зимы, но я себе сообщаю:
— Скоро весна!
Оказывается, не надо ждать так долго, чтобы мой мир посетили зелень и солнце.
Среди элементов профессионального идиотизма — стремление назвать метафору моделью и поверить, что понял, как устроен мир.
41. Если не сойти с ума
Случайно ли ощущение счастья, когда удается понять хоть частицу мирового устройства?
Случилось — и вот, ученый горд и счастлив в своей «научной» вере. Это и есть главная ему компенсация за человеческую смертность.
Я предвижу, что слово Метаязыка, которым когда-то обозначат соответствующий комплект чувств, окажется одним из ПАРОЛЕЙ доступа к Окну.
«В двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик», — пел Шаляпин сто лет назад.
Эта песня могла вспомниться мне потому, что в ней есть слово «пароль». Речь идет о Наполеоне, принимающем парад своих войск, вставших для этого из могил. Ночью, над спящим миром, жалея его за несовершенство и мечтая о своем будущем Царстве, пробует голос Метаязык.