Я готов просить прощения у улыбчивой суки, но ей не приходило в голову сделать свою улыбку еще более обворожительной — глядя, скажем, в воду, прежде, чем напиться.
Догадка воплотилась в нас — и вот, мы, вместе с умнейшими из обезьян, понимаем, что глядя в зеркало, смотрим на себя.
Впрочем, может, разумному динозавру не хватало юмора — и потому модель не пошла в серию?
Я вспомнил, что, стоя на двух лапах, динозавр опирается на хвост.
Я вспомнил, что в качестве эмбриона хвостом мог похвастаться и я.
Вдруг я понял, чем Река Времени отличается от обычной реки.
Главное отличие не в том, что течет в этой реке.
Главное в том, что если пойти вверх по течению, там течения нет.
— Прошлого нет, — говорю я себе, изготовившись к изумлению, готовый уже назвать его прозрением, и вдруг понимаю, что как нет прошлого, так нет и прозрения. Может, Окно Доброго Хозяина и открывалось, да только не сумел я схватить подачку на лету, а где теперь ее искать — не знаю.
44 Дорожный указатель
— Освободись! — заклинаю я себя. Чтобы была Свобода думать и не думать, Свобода жить и не бояться:
— Что бы ни случилось!
Вдруг я понял, что «свобода» и «химера» — слова-синонимы.
Свобода — то, чего нет, потому что чувствуется как степень своего отсутствия, по мере несвободы.
Полная Свобода — это Смерть.
Мне все равно сейчас, в какой степени я повторяюсь, кого цитирую по беспамятству, а кого — к примеру, Гаутаму — перепеваю вполне сознательно. Потому что все равно несвободен. Потому что даже не представляю себе, идет этот текст к концу или только еще начался.
Как я могу знать, чем закончу, если даже не знаю, какой будет следующая строка.
Может, так и останется — текст без конца.
Просвещенный Приятель божится, что ему встречалось высказывание Чехова, будто «в конце все мы врем».
Пользуясь случаем, передаю Антону Павловичу привет.
Я не боюсь, что надо мной с моими приветами посмеются — «во дурак!» Потому что уверен: главное в человеческой жизни — легкость и простота общения. Говоря современным языком — совершенство средств коммуникации. Уж коль скоро мы существа общественные — расставим точки над i и не будем создавать кумира из личности, поскольку чувствуем свою ограниченность и молимся.
Если я допускаю, что моя молитва не безадресна, значит и привет должен передать, как только захотелось. А вдруг кто-то обидится, зная, что я хотел передать — и не передал?
45. Три Брата
Бывает, я кажусь себе сложным и интересным — и тогда я не одинок: будто живут во мне сразу три брата — Брат-Зверь, Брат-Душа и Брат-Слово.
Можно назвать их и иначе. Например, Чувствующий, Сочувствующий и Сознающий. Все вместе — это я.
Будь я «она», называла бы их Сестры.
Плаваем в реке, бегаем по лесу — и каждый занят своим: подвывает Зверь, подпевает Душа, а Слово старается найти в песнях и вое смысл, а также записывает этот текст.
Я представил себе, а вдруг, приближаясь к Метаязыку, люди перестанут говорить, а станут петь.
Вспомнив, что в каждой цивилизованной стране у каждого из нас кроме имени есть номер, я понял, что этого никогда не будет.
Я вспомнил, что видел недавно рекламу, как желтолицый брат, надев на голову шлем, управляет компьютером с помощью мысли.
Уже очень скоро, пожимая друг другу руки, мы сможем — при умственно осознанном желании — обмениваться записанной цифрами информацией.
Никаких чудес, просто техническое использование даже не вчера полученных знаний. Но разве не другой, по отношению к вчерашнему, мир?
Есть у меня на примете сказка: как Брат-Слово запряг своих братьев вместо волов и пашет ими поле, убивая сорняки — в попытке навести на Земле свой порядок.
Мне все еще жаль так и не родившегося мира, в котором мы бы друг другу пели. Однако нет времени на жалость как нет времени пахать волами. Порядок выражается в том, что всё больше людей на год вперед знают, чем будут заняты каждый день — и при этом убеждены, что если поискать свободных граждан, так это они и есть.
В скором будущем профессиональный идиотизм станет тотальным, и еще до прихода Метаязыка потомки перестанут понимать тексты, даже столь примитивные как этот.
Глядя на себя со стороны, я понимаю, что социальный договор, позволяющий Слову править, не оставляет бесправными ни Зверя, ни Душу.
Напрашивается аналогия с правами женщин в мусульманском мире: им гарантируется свое.
И вот, в осуществление своих прав, Зверь, как и в бытность динозавром, похотлив и кровожаден, а Душа — слезлива и не терпит одиночества.