Прихожу к выводу, что неспособность предвидеть будущее произрастает из страха увидеть жестокую правду настоящего.
— Друг мой, — говорю себе, — ты действительно дурак.
Говорю из досады, что правда так жестока, а диагноз столь тривиален:
— У нас — предохранительная слепота. Только она и позволяет жить, а иногда даже веселиться.
Спасибо Доброму Хозяину!
53. Не могу молчать
Начиная свое исследование, я рассчитывал облегчить доступ к Счастью. Я хотел заниматься этим свободно и весело, чтобы исследование вышло веселым. Потому что невеселый текст о себе я и сам бы не читал. А в силу липкости Души хочется, чтобы читали.
Я думал — и так и записал, что «в свободе действий меня не ограничивает ничто, кроме очевидных обстоятельств, а в свободе мыслей — ничто, кроме Стены».
Теперь я вижу, что эта точка зрения была наивной и потому текст не получается веселым.
Очевидными стали некоторые особенности моего устройства.
Я родился с инструкцией в мозгу, как управлять моим телом.
Мозг делает это бессознательно — то есть, без меня.
Инструкция предписала открыть глаза и смотреть, а уши достались мне постоянно открытыми.
Я попал в мир и почувствовал свободу выбирать, на что смотреть, что и кого слушать.
Мне показалось, что я могу выбирать, чего хотеть.
Из этого я сделал вывод о свободе моей воли.
Я наивно повторял за другими, что можно пленить тело, но не Душу, понимая под Душой свое дорогое мне Я.
Вошедший в меня Мир казался мне истинно моим достоянием. Несколько страниц тому назад я искренне заявлял, что всё, что мне удалось за свою жизнь в себя вместить — уж точно мое.
— Где как не в своем мире я ВОЛЕН быть свободным?
Теперь я понимаю, что правильным ответом на этот кажущийся риторическим вопрос будет:
— Нет, не волен.
И даже поводок тут ни причем, потому что не волен всегда и везде.
Потому что Инструкция предписывает не только как смотреть, но и каким видеть — и что при этом ощущать.
Потому что предохранительная слепота — это лишь малая часть избирательной зоркости, когда из всего увиденного автоматически выбираешь, а из избранного составляешь.
И вот, запах сирени и определенные черты лица особенны при первом предъявлении. Объяснением «особенности» служит слово «красиво». Только пришла на ум врожденная страшность зубастой пасти, как возник кто-то бородатый и в очках, да только не читатель комиксов, а почитатель Юнга — и напомнил о главном прозрении Профессора, «архетипах коллективного бессознательного».
Пользуясь случаем, передаю привет Профессору, которого бесконечно уважаю.
Я уверен, что встретившись, мы не поссоримся. Он мне скажет, что я перепевал его песни, но я уверен, что похлопает меня при этом по виртуальному плечу и дальнейшая беседа будет дружеской и содержательной.
Профессор предвидел крушение личности, а я подтверждаю его правоту:
— Не могу молчать, наблюдая, как на моих глазах сознательное из личного также становится коллективным, ведя нас к обезличенному способу бытия.
Пожалуюсь Профессору:
— Чем дальше, тем страшнее.
54. Награда за хорошее поведение
Я начинал это исследование, имея перед глазами картину, как МЫ, рожденные Богом свободные Души, стремимся к своему Счастью, образ которого в нас заложен в качестве непрерывно желаемой и не достижимой заманки.
Да простят меня за стиль, но слово «виртуальный» — это знамение нашего времени, без которого не обойтись.
Предлагаю определение: Счастье — виртуальный воздух Бытия.
Не эту ли субстанцию я вызвался искать, начиная стучать в Стену?
Изредка жизнь позволяет Личности на недолгое мгновение вынырнуть и глотнуть, чтобы не задохнуться.
Чтобы потребность желать и стремиться к осуществлению желаний была непрерывной и ненасытной, чтобы жизнь имела Цель.
Если мы рождены Богом, значит Он преследовал, пусть для нас непостижимую, но Цель сделать нас именно такими.
Если наше рождение не имеет к Богу непосредственного отношения, значит Цель Сделать Нас Такими могла быть заложена в породившем нас Чреве. Подобную альтернативу допускали еще древние греки, но мы идею уточнили и теперь знаем: наше Чрево — «молекулярное». И наша наука отказывает ему в праве иметь цель.
В детстве я любил бродить по оврагам. Постучав твердым камнем по рассыпчатым белым стенам отвесного склона, я находил на обломках отпечатки моллюсков, а иногда — зубы рыб.