Новые охотники оказались сильнее предков улыбающейся суки, хотя и те, и другие охотились стаей. Вместо больших клыков, у людей появилось новое средство общения — язык.
— Заходи слева! — кричал мой предок соплеменнику, и мамонты оказались бессильны.
Раскопки показывают, что всё шло к тому: почти сразу возникло несколько ветвей человекоподобных обезьян — и одна из них превратилась в древних нас.
Говорят, что когда Император был еще генералом, два других молодых генерала тоже подавали большие надежды, но погибли.
Вооруженные способностью осознанно применять метод проб и ошибок, новые существа стали познавать устройство окружающего мира, в чем существенно преуспели.
В качестве меры преуспеяния можно использовать накопленную сумму знаний. Хотя и непонятно, как и что суммировать, качественные соображения, в которых мы особенно сильны, делают бесспорным следующее соображение: за последние сто лет мы узнали о мире и о себе больше, чем за весь предыдущий период своего существования, то есть, за предшествующие сто тысяч лет. В частности, расшифровали код, с помощью которого каждый из нас записан в Молекуле.
Мне боязно фантазировать на тему «что всё это значит?» Потому что время — решающий фактор во всех действиях и ожиданиях моей смертной сущности.
Едва я говорю «ожидание», как тут же из внутреннего тезауруса выпрыгивает «нетерпение».
Что общего у меня с Контролером, который мог долгие миллионы лет ожидать появления нетерпеливого — потому что смертного — меня?
Придя к выводу, что смысл ожиданий такого Контролера мне недоступен, спешу сообщить продолжающим молиться братьям и сестрам:
— Ожидают не нас, — и тут же ощущаю, что поспешил с этим сообщением. Нет, не готов я признаться в своей — а значит, и нашей никчемности: ведь пока что Молекула — это мы, среди которых и мое маленькое Я! Гораздо комфортней мне жить с другой мыслью:
— Нас выводили в надежде.
Понять бы, в надежде на что.
Ревнуя к Тем, кто, наконец, надежду оправдает, пишу послание не только к братьям и сестрам, но и к ним, ТУДА.
Хочу надеяться, что когда исчезнет нужда, а значит, и способность читать наши тексты, некоторые из них все же будут переведены на Метаязык — хотя бы для изучения русла Реки Времени.
Готов все отдать, чтобы взглянуть на перевод.
Пока мне не предлагают, я храбро заявляю, что готов ради этого немедленно умереть.
Впрочем, кто знает, как я себя поведу, если вдруг действительно предложат.
«Может, и впрямь буду готов» — написал я и вытер — и вот написал вновь, потому что понял: если предложат, я стану другим — мне уже нечего будет бояться.
Ведь это будет означать, что смерти нет!
Возможность запахла весной.
Запах весны не обязательно входит в нос, но всегда проникает в кровь.
Каждый знает, что при этом происходит с кровью.
57. Записываю всех в Свидетели
После всего сказанного, я буду просто никчемным пустозвоном, если уйду от вопроса:
— Кого ждут, если не нас?
Пусть ограниченная Поводком, пусть выгороженная Стеной, пусть только представляющаяся своей, всё же у нас есть Воля. Так разве нам нечем гордиться?
Поэтому скажу иначе:
— Если не Мы, то кто же? Пусть другие, но Мы!
Я спрашивал не для того, чтобы ответить, а чтобы поразмыслить вслух.
Если мне дана способность размышлять, я должен ее использовать.
Я не знаю, почему случается смена Царств.
Для меня тайна, почему у динозавров не получился Разум.
Я не знаю, почему понадобились миллионы лет, чтобы появились Мы.
Я не знаю, нужны ли Мы кому-то, а если нужны только себе, то и в этом случае ответа на вопрос «зачем?» не знаем.
Процедура охоты оставалась без качественных изменений почти сто тысяч лет. Мне совершенно непонятно, почему мы так долго спали, а теперь проснулись.
Меня удивляет, между прочим, почему не только Архимед не придумал пароход, но и, к примеру, да Винчи.
«Большинство людей, — написал он в дневнике — напоминают мне ходячие нужники».
Сейчас он, может, забрал бы свои слова назад? Сотни миллионов братьев и сестер трудятся с немыслимой для современников да Винчи эффективностью. Миллионы Братьев и Сестер заняты в науке. Количество знаний растет с такой скоростью, что точно так же как пришлось придумать самолет, чтобы летать, точно так же пришлось придумать компьютер, чтобы он помогал думать.