Их звуковые сигналы — неограниченное временем послание мне, всем нам и каждому:
— Ты не одинок, — создающее потрясающую иллюзию того, что я и впрямь не одинок. Что кому-то до меня есть дело, и самое смешное, что ДЕЛО-то есть. Как хотелось бы оставаться от собственной жизни в стороне, только безопасно наблюдать!
Сегодня утром кукушка отпустила мне всего лишь цифру… Не буду искушать Судьбу. Сейчас — вечер. Время соловьев. Я знаю, что их кажущиеся неповторимыми трели давно изучены и описаны. И все же, вот сейчас будет следующая трель — а у певца есть выбор, так что песня — акт свободной воли.
К свободе стремлюсь и я.
При этом я боюсь.
Причина страха без видимой причины очевидна: не знаешь, откуда придет опасность.
Но прелесть жизни — во всеобщей преходящести, и особенно это касается эмоций, в том числе и страха.
Набегающие тучи находятся в полной гармонии с несущим их ветром.
4. Проверю, где Я
Мне показалось, что пока я растворен в солнечном свете, есть только зеленые деревья, колышимые ветром, и если ветер прекратится, их не станет как нет уже меня.
— Ощути реальность небытия, — призываю себя, боясь, что пройдет текущее состояние, в котором небытие кажется возможным и приемлемым. Пройдет, а я не успею — и не образуется во мне остров бесстрашия со спасительной гаванью, в которую пусть я снова и не попаду, но о ней буду помнить — так же как помню виденный как-то тайфун, когда дождь не падал, а мчался параллельно земле. Ветер гудел на одной низкой ноте, не оставляя никакой надежды услышать, как падают вырванные с корнем деревья. Они падали бесшумно.
Меня содрогает страх: а вдруг можно в мыслях попасть на остров смерти и от этого взаправду умереть?
— Не зря, — думаю, — недавно приснилось, что я присутствую на собственных похоронах и выпрыгиваю из гроба перед самым входом в церковь.
Я попытался возгордиться испытываемым страхом: может, и впрямь я чуть куда-то не попал, если мне так страшно?
Я вспомнил, что самоубийство считается грехом, и решил, что пора взять Библию, нашу Главную Книгу, и попробовать ее перечитать со свежей мыслью, что мы — потомки динозавров.
Потому что вот я: запах сирени мне приятен — зубастая пасть страшна. Это — пока жив. И все? И больше ничего?
Захотелось возразить:
— Не-ет, — именно так и сказать — протяжно, чтобы «нет» звучало как просьба: пусть дряхлеет плоть, для Бога ты всегда ребенок.
И вдруг я понял, что меня никто не слышит.
«Сочувствия не стало» — оказывается, если честно, такого я не в силах даже представить: единственное, с чем остаешься, это разве что скрывающее маску страха лицо социального игрока.
Не это ли Предел?
Следует ли говорить, как неуютно Свободной Воле у Предела?
Вопрос риторичен, поскольку именно тут я собираюсь побродить.
5. Неправильность мира — во мне самом
Известный и доступный — даже если скрывается за горизонтом — мир уютен. Особенно если летом, в нем хорошо. Маленькие демоны, постоянно копошащиеся вокруг — не более чем будоражащий плод воображения, они даже украшают тривиальное иначе существование, в котором известное — служит людям, а неизвестное — еще не познано, но познаваемо как целина рядом с пашней. Практически мир замкнут. В этом мире я не жалею, что у меня нет любимой собачки, жаль самого себя. Мне угрожают Сцилла и Харибда — и я имею несчастье об этом знать.
Дело не в практицизме — как бы полегче добраться до смерти.
Дело в известной всем тоске.
Спрошу красиво:
— Не все ли равно капле росы, образовавшейся на лепестке водяной лилии — упасть ли в воду или испариться под лучами вдруг ставшего жарким солнца?
Проблема в том, что мой ответ, как и ответ большинства сестер и братьев.
— Нет.
Мне показалось, что я слышу, как это «нет» вылетает из зубастой пасти желающего подпрыгнуть повыше динозавра: чем он не солист во Вселенском Хоре?
— Совершенство бытия, — уговариваю себя поверить в непротиворечивость этой гипотезы.
Разве может быть несовершенным мир, в котором существует столько прекрасного?
Запредельная роскошь крыльев бабочки, да и вообще, вызывающая несказанность красоты.
Вдруг становится очевидным, что вся видимая неправильность мира только во мне самом, способном вмешиваться в свои мысли и поэтому входящем в постоянное противоречие своей воли с Волей Божества.
— Что делать, если этого мне мало — подпрыгнуть повыше и съесть побольше, — говорю я, примеряя отстраненность от подпрыгивающего, только готовящегося стать птицей динозавра.