— Кукловод знает, что мне надо для Счастья.
Жаль, что он представляет не Бога, а всего лишь Молекулу.
Но как бы там ни было, мой текст у меня перед глазами, и он дает мне новую силу утверждать:
— Мы счастливы тем, что не одиноки, нами правит общий Дух.
А еще, я счастлив думать, что упорство в этой вере нам с Кукловодом тоже предписано.
— Пусть предписано, — скажу я себе, — но зато в состав рецепта входит и свобода: верить и не верить.
Хочу, чтобы меня, после всего, спросили:
— Каким же ты видишь наше устройство?
Вместо ответа нарисую схему, в которой легко спрятаться:
— Бесконечность — Я — Бесконечность.
Одна из Бесконечностей — та, что снаружи, другая — изнутри.
61. Нет, это только сон!
Снова, как в детстве, стою перед картой мира — и не могу отвлечься, словно это картина-загадка, в которой что-то надо найти.
Вот реки, все они впадают в Воды. Вдруг Суша показалась мне Островом, а я себе — Робинзоном.
Мне хочется думать, как спеют на Острове, набираясь соку из общего корня, гроздья винограда, открытые для Солнца, заполняющего каждую ягоду светом. Я готов стать счастливым от этих мыслей, но меня отвлекает необходимость считать монстров, возвращающихся с Суши в Воды. Один из них остановился и окидывает остров прощальным взглядом. Наши глаза сейчас встретятся, и Кукловод совершит чудо рефлексии, заглянув самому себе в глаза через посредство разных своих воплощений.
Вот он смотрит на меня, и дай Бог, чтоб это был сон, потому что я вижу Глаз Акулы.
Часть вторая
ОКО СОЧУВСТВИЯ
1. Оглядываюсь, куда пришел
— Зачем я заброшен в этот мир? — спросил я себя и стал регистрировать приходящие по этому поводу мысли, пытаясь найти если не ответ, то хотя бы путь к ответу. Обреченный знать об относительности времени и пространства, приятельствуя с дворовой собакой, я не мог забыть при этом свое пусть не прямое, но несомненное родство с динозаврами.
Динозавры хотели взлететь — и от них произошли птицы.
Моя приятельница — собака хотела понравиться людям и научилась улыбаться.
Себя нечего и спрашивать о желаниях — как и все, я хочу Счастья. Место для него заложено в нашем устройстве как, к примеру, восприятие запаха цветов или красоты лиц. Однако если Счастье приходит, слово СЕЙЧАС мешает в нем раствориться. Потому что есть неуверенность в ПОТОМ и сознание невозможности ВСЕГДА — страх смерти.
Заглядывая внутрь себя, я убедился, что радость свободной воли, радость от простых радостей жизни — например, от пения птиц — соседствует с этим страхом. Хорошо еще, что всё преходяще — и страх, и счастье, и сознание странности собственного устройства.
Я решил поискать надежное и доступное Счастье — с этой мечтой стал писать.
— Что ты делаешь? — спросили у сумасшедшего.
— Пишу себе письмо.
— А что в письме?
— Получу — узнаю.
Неужели столь невообразимо сложный я создан, чтобы быть таким пугливым и мелочным дураком? Я — это воспоминание всей жизни, это желание помнить и дальше. И всё? Сначала — страх несостояться, а потом — страх потерять? Страшно даже спрашивать себя, «а что еще?» — вдруг ответ будет «ничего». Самое время позавидовать не знающей такого страха, счастливо заглядывающей в глаза Доброму Хозяину улыбающейся суке. Не от того ли вся неправильность мира, что я способен вмешиваться в свои мысли и потому постоянно вхожу в противоречие своей воли с Волей Божества?
Я никогда всерьез не верил — и хотя вроде как всегда это понимал, проследив за своими мыслями, убедился, что вера и неверие одновременно присутствуют во мне как Да и Нет. Это оказалось следствием самого устройства мыслей, предполагающего существование собственной, неотделимой от «Я» Судьбы. Мне довелось поймать себя на мысли, что я не только принимаю в расчет возможность существования единого Бога, но даже готов себя представить в качестве подопытного Кролика божественных ИХ. Странным образом, это совсем не страшно: зная обо мне всё, ОНИ знают, что я о НИХ догадываюсь. Следовательно:
— Я не только Кролик, мало того, сейчас, в момент досуга, я выше Вас, Боги. Наблюдая за мной, Вы на работе, а я вышел поиграть.
Безбожественная смертность чужда сознательному мышлению: личность готова примириться с такой альтернативой лишь формально. Небытие непостижимо. Это заставляет подумать об идее, лежащей в основе сознания. Встроенный в мозг контролер проб и ошибок привел в ходе эволюции к разделу мысли и суждения. В результате, контролер сказал себе «Я», осознал течение времени — и обрел способность хоть ненадолго, но выходить из Реки и наблюдать, как Время протекает мимо, платя за это удовольствие Страхом. Если поверить, что на том берегу Реки Времени тебя ждут, это будет Счастье прямо вот сейчас. Потребность в Вере и потребность в Счастье сходятся вместе в отчаянной попытке объединиться и возобладать. Однако попытка неудачна. Безответен мучительный вопрос: