Для меня очевидна вызывающая красота крыльев бабочки.
Как существо сознательное, я могу допустить существование других представлений о бабочках, но от этих мыслей красоты не убавится: она вписана в меня, как и любовь к запаху сирени.
Тем временем, с каждым подрагиванием площадь крыльев увеличивается, так что скоро возникнет сигнал к полету. И образ цветов, вписанный Молекулой в маленький мозг, который спрятан за огромными фасеточными глазами, повлечет бабочку на встречу с настоящими цветами.
Не счастье ли было бы — услышать Сигнал и почувствовать себя вылетевшей из оболочки и устремившейся к новообретенным цветам душой?
Вот бы оказалось, что страх смерти — это на самом деле еще не расправившийся, словно крылья новорожденной бабочки, Инстинкт Ожидания Сигнала.
13. Ангелы тоскуют
Правда и неправда и впрямь неразделимы. Именно поэтому оба понятия по сути бессмысленны. Зато вместе, как, например, в случае с Личностью, которая хочет захватить, покорить и одновременно охранить, они образуют данную нам в ощущениях реальность.
Иногда меня непреодолимо тянет на безлюдный песчаный остров.
Поскольку, несмотря на непреодолимость желания, попасть туда я не могу — не всякий же раз ехать в Египет — у меня начинается тоска.
Я начинаю четко видеть, что путешествия во внутреннем мире и наяву — не одно и то же.
Одновременно я вижу, как уже заканчиваются безопасные минуты предъявления бренного тела Солнцу, и тоска только усугубляется соображением, что хорошо там, где меня нет.
— Всё устроится, — уговариваю я себя.
— Всё устроится, — эта мысль созвучна почему-то облегчающему пониманию, что и Будда так же прав, как и не прав.
И в этот момент как по какому-то звонку наступает момент ясно-спокойно-видения, что светящегося тоннеля после смерти нет.
Стена, из-за которой приходят мысли, есть.
Глаз Акулы нас видит.
Неподвижная в любой и каждой своей части Змея ползет.
Река Времени течет, а мы живем.
Каждый из нас умрет и никуда не улетит, а исчезнет.
Если мы способны мыслить логически, то другого вывода просто быть не может.
Хотя бы потому, что исчезновение чаще происходит по частям, чем сразу. Достаточно упомянуть вездесущий склероз. Для спасения надежд оказывается необходимой гипотеза о параллельной жизни ангелов — или, если кому больше нравится, душ. Но как же тоскливо должно быть многим из них — да и за что, к примеру, бедному ангелу такая длительная пытка скукой как болезнь Альцгеймера?
У них там, конечно, могут быть свои развлечения, но мы тогда тут ни при чем.
14. Иллюзия, но стойкая
Хочу поделиться текущим ощущением:
— Страха нет.
Не исключено, конечно, что я загнал себя в такой угол, что уже пора забыть о страхе и только обороняться как загнанному зверю.
Но самое смешное, что, очутившись в безвыходной ситуации, я себя в ней не ощущаю. Хотя и выхода не вижу.
Остается предполагать, что угол, в который я себя загнал, не так уж плох.
Стараюсь разобраться с доступными удобствами.
Вспоминаю криптограмму на стене Собора: повторяющиеся в верхнем ряду цифры — 1 и 14. Я с юности помню — прочел в книге по какой-то там магии, что это «мои» цифры.
Ни здравый смысл, ни сомнения в собственной памяти не могут лишить меня уверенности, что это мои цифры.
Более того, я не уверен, а просто знаю, что номер этой главы тоже такой как есть не зря.
Волшебным образом последую за строителями, направляющимися прилаживать камень с криптограммой к стене. Практические вопросы ремесла не позволяли им играть в священнодействие. Время для такой игры пришло сейчас, когда можно созерцать строение в совокупности его деталей.
Со стен смотрят не каменные лица, а толпа, и весь фокус состоит в том, что ты чувствуешь себя одним из них.
— Вспомни о правде жизни, — если мне не скажут, то скажу себе сам, — вспомни о трезвой правде жизни: перед тобой просто камни.
Вместе с Ответственным Инспектором обойду строение — и увижу тысячу маленьких болезней, которыми страдают облицовка и фигуры.
Не взлетев, наверняка облупливаются керамические голуби.
И тут для меня наступает момент истины. Я вижу, что всё восприятие мира и себя не просто зависит от точки зрения, а определяется ею целиком.
Это значит, что мир — такой, каким его видишь.