Выбрать главу

Мне нравится итальянский язык. Что бы ни говорил мой друг, будто это — испорченная латынь, но щебечущая по-итальянски красавица уводит меня, сквозь ассоциативные дебри, в тот прекрасный мир, где и ангелы греховны.

Я верю в эзотерическое влияние имени на судьбу. Из мужских имен мне особенно нравится Джованни. Я уверен, что если бы мое имя было Джованни, я был бы счастливее, чем я есть. После очередного своего эксперимента с искусственной грозой, ученый Джованни не рядится в Громовержцы, и нет у него никаких странных мыслей, а есть только радость по поводу того, что недавно была Пасха — и скоро уже Троица. Самое время идти в церковь, сопровождая свою дочь Марию к первому причастию.

Джованни мне сказал:

«Ты мне рассказывал о возмущении графа Толстого обрядом причастия, когда он предлагал задуматься об абсурде превращения вина в кровь, а хлеба — в тело. Однако для меня его возмущение — пустой звук, потому что причастие — часть моей веры, в которой я живу.

Больше всего на свете я желаю, чтобы моя дочь Мария была счастлива. Пока жив, я буду для этого стараться — в частности, искренне молиться, потому что молитвы помогают.

Между моей наукой и моими молитвами нет ни малейшего противоречия, и если я преуспею и сумею воссоздать из неживой материи молекулы, которых будет достаточно для самосборки Общего Предка, я буду благодарить Бога. В случае неудачи, мне незачем отсылать свое воображение к другим звездам на поиски Создателя. Создатель ждет меня к себе».

20. Идеи не было, а крылья появились

Я рад за Джованни, но быть на его месте не хотел бы. Другое дело, побывать на его месте, чтобы увидеть, правильно ли я себе представляю, каково ему там. Наши Я еще не объединились, и многое между нами существует на уровне догадок.

Джованни мне сказал:

«Модерн мне нравится, но не в церковной архитектуре. Дело не только в том, что вера пришла к нам, ныне живущим католикам, вместе с готикой. Я считаю, что только многосотлетнее накопление атрибутов веры способно по-настоящему укрепить и поддержать в привычном оргастичном пароксизме, когда отдаешься Божеству».

«Глубина» искусства… — тут не обойдешься без кавычек, наружу просятся синонимы, например «бездна», однако и бездны мало, потому что искусство — наш доступ к Метаязыку.

Я рад за Джованни, но не хотел бы быть на его месте. Не потому, что в вечерней Флоренции, когда самое время предаться созерцательному экстазу, так надоедливо жужжат мопеды. Мне дорого мое место духовного беспризорника — а как еще сложишь цену теплу и крыше, если не оказался на холодном ветру?

Как-то я предположил: а вдруг динозавров не было? В таком случае, написал я, мы выкапываем не фрагменты скелетов, а фрагменты идей. Наверняка со мной тогда развлекался мой Черт и раньше времени закрыл Окно — только сейчас я понял, о чем шла речь. Понял — и представил себя взлетевшим. Оглянулся — и увидел птиц, прямых потомков динозавров, и летучих мышей, которые, как и мы, кормят детенышей молоком. Вся вместе крылатая орава дружно охотится за бабочками, по-своему оценивая красоту их крыльев.

Идея крыла прекрасна.

Если в прошлом Время было так же связано со скоростью света, как и сейчас, а причинность, так же как и сейчас, в повседневной жизни не нарушалась, то наши научные представления о временной структуре прошлого верны. Мы знаем, что идеей крыла в разное время воспользовались представители разных животных Царств — насекомые, ящеры и млекопитающие. И разница времен, когда это с ними происходило, соизмерима с временным расстоянием от нас до Последнего Общего Предка.

Мне пришлось подняться к крылатым, чтобы понять, над какой бездной непонимания я нахожусь. Потому что в моей голове не может уложиться, как могут появиться крылья без того, чтоб их придумали. Пусть мне скажут, что идея крыла не существовала, потому что не было разума — вместилища идей:

— Идеи не было, а крылья появились?!

Да разве дело только в крыльях? Я не понимаю, как можно видеть то, что все мы видим — и не видеть очевидного.

Очевидное состоит в том, что Сознание не возникло с нами, а лишь приобрело в нас новую форму.

Воображение и склонность к мечтам забежали наперед, и мне кажется, будто я заглянул за Стену, а что увидел, можно вспоминать как сон.