Я есть, сколько себя знает — и потому боится всяких перемен в этом состоянии.
Я боится смерти — и, в мыслях о будущем, в страхе исчезновения, всё продолжает и продолжает, пока жив, секретные от самого себя попытки убедиться в своем бессмертии.
«Олам ха-Ба», Мир-Что-Придет — так называли Тот Свет древние евреи.
Вдруг я понял, что жизнь не безнадежна, потому что ей сопутствует неосознаваемая и непреодолимая как желание после выдоха вдохнуть вера, что Мир-За-Стеной — это и есть Мир-Что-Придет.
«Пусть Мир-За-Стеной труднодоступен и малоизучен, но зато он точно есть, мы в него заглядываем, а иногда нам даже снится, что нас пустили туда погулять» — так, наверное, могли бы сказать Братья, если бы не боялись спугнуть словом самое прекрасное наваждение бытия.
— Хорошо живешь, — говорю себе при всей зыбкости своего положения, потому что прогулка по внутреннему миру — роскошь, свидетельствующая о том, что жизнь во внешнем мире дала тебе передышку.
Потому что если во внешнем мире за тобой идет охота — некогда думать о Том Свете.
Евреям не задумывались об Олам ха-Ба, прежде чем Моисей не вывел их из Египта.
Наверное, я завел разговор об этом, чтобы лучше разобраться в географии собственного Мира. Если кто мечтает о Том Свете, а таких немало — если быть точным, то время от времени мечтают все — так вот, если у Личности — нормальные инстинкты, и Личность, зная о жестокости разочарований, инстинктивно избегает беспочвенных мечтаний, то она не может не помещать в своих мечтаниях Тот Свет и возможную (кто знает?) встречу с Божеством в мир, граница которого непреодолима, но видна, и общение с которым затруднено, но возможно:
— В Мир-За-Стеной!
Стена это и есть единственное настоящее чудо — такое, что его невозможно отрицать, с ним приходится жить — и без него, как без надежды, жить невозможно.
Вот и я, когда спрашиваю себя, как совместить несовместимое, например, как совместить веру, что душа отлетает, с тем очевидным фактом, что иногда ей приходится отлетать по частям, я спрашиваю себя не потому, что верю в возможность получения ответа, а чтобы нащупать внутри себя Стену, чтобы снова убедиться:
— Вот она, есть.
Стена нужна мне не только для того, чтобы мечтать, как сквозь нее проникнуть, но и чтобы у нее молиться.
25. Доступная полноценность бытия
Чувствуя себя одним из человеческого множества, в котором миллиарды личностей интересовались:
— Зачем я заброшен в этот мир? — я чужд непомерных амбиций. Как и другие, удовлетворюсь, постучав в Стену и убедившись, что волен спрашивать. Жизненный опыт, впрочем, указывает, что на некоторые вопросы ответить может только смерть.
Если мне дана возможность размышлять, я должен использовать ее так же как свою способность любить или плакать. И пусть я признался, что готов остаться в неведении, это не значит, что я сдался.
Самое смешное, что Я не может сдаться даже при большом желании.
Спрашивая себя, что такое Метаязык, я каждый раз получал новые ответы. Так что, по сути, и этот вопрос течет вместе с жизнью как вода сквозь пальцы.
Только в отличие от жизни, его не убывает.
Я подозреваю, что живу слишком рано, чтобы такое спрашивать — наверное, это дело Тех, Кто Придет.
Попробую говорить так просто, как смогу.
Я недавно признался, что люблю втайне трогать Стену.
Чтобы объясниться, использую пример сходного опыта.
В детстве, кому не приходилось получать в свое владение Сокровище — то ли старинную монету, может, зажигалку или просто фантик?
Пусть тебя никто не видит, но ты остерегаешься даже потрогать то место на себе, где спрятано Сокровище — может, в страхе, что оно волшебным образом оттуда пропало, а может, чтобы не привлечь внимание злых духов. Одна мечта: надежно уединиться в безопасном убежище, взять Сокровище в руки — и ощутить обладание, наконец.
Остановись мгновенье! И вот он, роковой вопрос: так что же приятней, осуществление или мечта?
Безответность вопроса означает, что быть тебе всегда ущербным — «век счастья не видать».
Внутренней раздвоенностью приходится платить за чудо осознания собственных мыслей. Только оргазм позволяет на недолгие секунды встать выше внутренних сомнений.
Вот и вся доступная Сознательному Смертному полноценность бытия.
Размышляя таким образом, я окончательно понял, что одиночество невозможно. И не только потому, что раздвоенное Я состоит из трех Братьев, но и потому, что у Стены все мы вместе — и у каждого готово сорваться с уст.