Каждому из нас открыто свое Окно в Стене. Сквозь Окно с нами общается и за нами наблюдает пославшая нас в мир Сила. Она наделила нас логикой, и поэтому я думаю:
— А зачем за нами наблюдать? Значит, от нас чего-то ждут. Значит, мы посланы за чем-то.
Логика заставляет предполагать, что раз мы за чем-то посланы, значит, Силе чего-то не хватает.
Значит, пославшая нас Сила — не Бог?
Может, от того и Спасителю на Кресте стало страшно?
Я попытался поживей себе представить, как Сила измучилась вопросами — ей самой непонятно, откуда и зачем она — и послала нас искать ответы.
Однако у нас — всего по два глаза, и мы видим мир трехмерным, чего явно не хватает, чтобы проникнуть в суть вещей. Смотреть, куда хочешь, третьим глазом, чтобы увидеть нечто в многомерном пространстве, не в нашей власти.
Мне так и вовсе, уже не надо закрывать один из двух своих глаз, чтобы увидеть, чем истинный трехмерный мир отличается от воображаемого. С недавних пор этим глазом я плохо вижу, так что трехмерность складывается с трудом.
Мои подробности: надо было следить за здоровьем. Можно, впрочем, оправдываться тем, что предрасположенность к болезням — в генах, а гены я себе не выбирал. Зато теперь мне легко видеть разницу между языком и Метаязыком: достаточно пожаловаться кому-нибудь, каково это, когда не хватает глаза. Собеседнику нетрудно закрыть свой глаз и представить. Однако наши с ним впечатления будут отличаться.
Отличие выразимо только на Метаязыке, потому что Собеседник волен свой глаз открыть и снова им увидеть.
Мне пришла в голову сказка, что Молекуле обидно оттого, что Мир, отраженный в мириадах разных глаз, всё никак не собирается в картину.
Вдруг я понял, как это можно — изобретать, не называя себя Я, потому что называть некого.
Удивительно, почему у меня с этой мыслью были до сих пор такие трудности: ведь я и сам — не придумываю, а получаю свои мысли готовыми. И только если они меня не удовлетворяют, посылаю сигнал туда, откуда они пришли: сквозь Окно, за Стену.
Страшно подумать, как Бездна близко. Стучу себя по черепу: ах, если бы в Стену так же просто постучать!
Близкая Бездна действительно страшна: только ты попытался сознательно управлять ходом своих мыслей или вести автомобиль, как Окно закрылось и вот, ты уже тугодум, которому опасно жить — если грозит опасность, не успеешь придумать, как спастись.
В согласии с Законом Дарвина, будущее принадлежит умным.
— Будущее принадлежит Бездне, — хочется сказать.
Уже давно, может быть, всю жизнь, подозреваю, что я — Посланник.
Сейчас я в этом почти уверен.
Совсем не потому, что липкая моя Личность испугалась насмешек, совсем не потому, что «посланник» по-гречески — ангел, спешу сообщить — причем сообщить сугубо по секрету, что все — такие же Посланники, как и я.
Я сообщаю это всем по секрету, потому что секретам, с приходом Метаязыка, все равно конец. Так поспешим же насладиться маленькими радостями, пока Личности еще существуют, а с ними существует и тщеславие, рудимент павлиньего соревнования хвостов.
53. Вседозволенность мысленного бытия
Наблюдаемые реалии не оставляют сомнений, что Змея Жизни с нашей помощью стремительно вползает в Новый Мир. Для этого не надо даже вспоминать, как еще совсем недавно мы не были уверены, что думаем головой, а сейчас уже догадываемся, с помощью науки, что в голове происходит. К врожденной способности читать свои мысли готовимся добавить возможность читать чужие.
Находясь в заразившей меня атеизмом Эпохе, я вижу, что пришел сюда в гости.
Мой ум вполне мог бы принадлежать, например, античному строителю. Принося жертвы, я просил у Богов указаний по строительству храма.
Появлялось странное чувство догадки, что указание получено — и я знал, откуда: от Богов.
Впрочем, Боги соперничали и ссорились друг с другом, так что следовало опасаться злонамеренных советов.
Вопрос о Вере не стоял, потому что Боги существовали с самого рождения, и в детстве случалось играть в Зевса, разрушая камешком песочные города.
А что я сейчас?
Распятый между умом и глупостью, между верой и неверием, дрожу перед неправдоподобно доступной Бездной.
Боги молчат, а мне не подвластно выбирать, быть умным или глупым.
Я не решаю, верить или не верить.
Ничего не остается: хожу над Бездной и боюсь.
Я говорил, что мы «свободны на поводке».
Я рассуждал о единстве «да» и «нет».
Теперь я вижу, что все это значит: во мне едины стремление к свободе воли и надежда на крепость поводка.