Может, я просто пытаюсь поиграть в Зевса, но мне видна сейчас возможность радостного изгнания — из Мира обратно в Рай.
Я вижу, как Молекула напиталась через наше любопытство знанием и стала с нашей помощью такой, как хотела — всесильной.
В награду, мы были освобождены от неспособных успокоить слов, и отпущены к той Радости, которая способна длиться вечно:
— К ПЕНИЮ ПТИЦ
ЭПИЛОГ
Я не забыл поставить точку. Я боюсь ее поставить, хотя и дошел до тех последних слов, которые только и были мне заранее известны из всего спонтанно возникавшего текста.
Так вот, я боюсь, что на пути остался незамеченным нужный поворот, я повернул не туда — и не туда пришел. Поэтому, когда за моей спиной возникла Женщина и спросила:
— Не слишком ли грустно для мудрой правды? — среди чувств, заполняющих эхорождающее пространство моего «Я», появились паника и желание вернуться на поиски пропущенного поворота.
Я надеялся, что в конце текста страхи меня покинут и можно будет сказать себе если не «счастлив», то хотя бы «спокоен».
Сколько бы ни говорилось о спасении потомков, но вот же Мы — совокупность ныне живых и болящих «Я». Только покажется, что смерть пришла, каждый себя жалеет — и становится себя мало, нужно что-то еще, лучше всего — Бог.
Приложу последнее усилие.
Попробую подвести итог без метафор.
Чтобы правда проявилась, если она есть.
Молекула упала на Землю.
В ее устройстве был заложен принцип жизни.
Согласно этому принципу, течение времени сопровождалось усложнением существ. При этом непрерывно совершенствовался орган управления — мозг.
Мозг управляет функциями тела, а также поведением существа во внешнем мире.
Живое занято удовлетворением своих нужд.
Все формы жизни взаимосвязаны, образуя Животное Царство, в котором каждый вид занимает собственную экологическую нишу.
Внутри своего вида организмы также взаимодействуют. Однако, если строительство муравейников жестко вписано в мозг муравьев, то, к примеру, в стае волков особи должны учиться — хотя бы потому, что их роли не фиксированы, а определяются действующей на данный момент иерархией стаи.
Необходимость учиться ведет к необходимости контролировать себя: молодой волк сдерживается, он ждет своего часа, чтобы угрызть вожака.
Контролировать себя и контролировать свои мысли — одно и то же.
Совершенствуясь в удовлетворении своих нужд, жизнь все больше нуждается в самоконтроле.
Появление сознающих свои мысли, то-есть, рефлексирующих существ закономерно.
Общение между собой и рефлексия развивались параллельно: от подавленного рычания — к чреватому образом слову.
Сочувствие появилось раньше слов: не только как способность предвидеть действия желающего съесть тебя врага, но и как возможность охотиться единой стаей. Слаженность получается, если ты способен чувствовать, что чувствует брат: в волка тоже заложена теория ума.
Так что вопрос о врожденности сочувствия риторичен.
Спаситель вывел из накопившегося опыта Закон, объяснив, что хорошо, а что плохо.
Несмотря на свою простоту, «что такое хорошо» и «что такое плохо» оказались Словами Метаязыка и поэтому стали Великой Силой.
Однако каждое из этих Слов — одновременно, ДА и НЕТ. К примеру, идя убивать друг друга, противоборствующие, бывает, молятся одному и тому же Богу. А Он определенно запретил убийство, когда проповедовал с горы.
В виду человеческой природы, представляется общим местом указывать на нелепицу происходящего.
Из тех же соображений неуместно иронизировать по поводу церкви, благословляющей на подвиг, что равносильно благословению на убийство.
Все мы, люди, живем в недоумении от странности своей природы.
Сняв с себя запрет на метафоры, я спросил бы так:
— А что еще может вырасти из сцепленных в смертельной, а вернее, в бессмертной схватке, ДА и НЕТ?
Еще я спросил бы:
— Что может вырасти из совокупности Веры, питаемой страхом Небытия, и Неверия, страшащегося тюрьмы в Вере?
Запрет не позволяет мне так спрашивать, потому что Вера и Неверие — не реалии Мира, а химеры Сознания. У них нет своей Воли, их Воля — то, что называют «Я».
Стараясь избежать метафор, я пытаюсь проявить свою Волю, потому что мне надоела неопределенность собственных суждений.
Хочу, наконец, убедиться, что из представлений можно сложить внутренний мир, в котором я согласен с представлениями о себе, даже если неполнота представлений очевидна.