Кажется, что экипажи выбираются из машин нарочито медленно. Штурманы, летчики, стрелки-радисты и стрелки смотрят на нас то ли с радостью, то ли с удивлением. Из их немногословных рассказов узнаем: несколько экипажей погибли над целью от огня вражеских истребителей и зенитной артиллерии, некоторые на поврежденных машинах произвели вынужденную посадку.
Экипажи полка совершали боевые вылеты и в последующие дни. Нам было известно, что обстановка на фронте становилась все более тяжелой. Вражеские танковые и моторизованные соединения рвались в глубь территории нашей страны. Чтобы сдержать, остановить их, нужны были немалые силы. А их явно не хватало. Фронтовая авиация в первый же день войны понесла крупные потери. Сухопутные войска испытывали острый недостаток в танках и артиллерии.
В этих условиях для нанесения ударов по переправам, по танковым и моторизованным группировкам гитлеровских войск наше командование было вынуждено использовать и дальние бомбардировщики. Их удары причиняли врагу чувствительный ущерб. Но наши самолеты уходили к целям без сопровождения своих истребителей и непременно сталкивались с вражескими, имевшими превосходство над бомбардировщиками в маневре, скорости, стрелково-пушечном вооружении. Это приводило к серьезным потерям. Почти с каждого боевого задания не возвращалось несколько экипажей.
А вскоре вражеская авиация навестила и наш аэродром. Утром, когда почти все экипажи ушли на выполнение очередного боевого задания, недалеко от нас, на железнодорожном разъезде, остановился эшелон. Мы с Володей Петрищевым, пребывающие из-за ремонта самолета во «фронтовом безделье», поспешили к поезду с надеждой: а вдруг он идет из Риги и мы хоть что-нибудь узнаем о наших семьях. Когда подошли к вагонам, увидели, что в них много детей.
Вдруг до нас донесся вой сирены — сигнал воздушной тревоги. К аэродрому на небольшой высоте приближались две шестерки «юнкерсов». Но, заметив, что он пуст, фашисты начали разворачиваться над эшелоном. Дети и сопровождавшие их женщины выскакивали из вагонов и бежали в поле в надежде найти укрытие. Они не осознавали, что на ровной, открытой местности становятся еще более беззащитными. Предвидя беду, мы изо всей мочи стали кричать:
— Ложись! Ложись!
То ли гул моторов заглушал наши голоса, то ли от страха и сознания своей беспомощности, но женщины и дети продолжали бежать. Послышался свист бомб.
— Ложись! Ложись! — снова закричали мы. Земля вздрогнула. Над ней взметнулись черные фонтаны. Одна бомба разорвалась настолько близко, что по нас стеганула горячая упругая волна и над головой с шипеньем пронеслись осколки. Бомбы рвались и вблизи аэродрома, и в прилегающей к нему деревне. Потом в воздухе застучали очереди крупнокалиберных пулеметов: вражеские летчики открыли огонь по эшелону и рассыпавшимся по полю людям.
Когда фашистские самолеты улетели и дым немного рассеялся, мы увидели жуткую картину: горели разбитые вагоны, полыхала в огне деревня. В наступившей тишине со всех сторон доносились крики о помощи. Они леденили душу. Пострадал и наш аэродром, поскольку никаких средств противовоздушной обороны у нас не было. Чтобы положить конец безнаказанным действиям вражеской авиации, командир решил привлечь для ПВО все имеющееся у нас оружие, в том числе пулеметы, снятые с поврежденных самолетов.
...26 июня 1941 года. Этот день стал первым в моей боевой биографии. Едва забрезжил рассвет, как меня разбудил адъютант эскадрильи:
— Вставай! Сегодня летишь штурманом в экипаже старшего политрука Дубовского.
Быстро оделся, взял планшет, шлем и тихо вышел, чтоб не разбудить других. Спешу в штаб, а на душе тревожно и радостно. Наконец-то дождался настоящего дела. Первый боевой вылет, первое испытание. Выдержу ли его? Не придется ли потом краснеть перед друзьями, многие из которых уже не раз окунались в огненную купель?
Командир полка подполковник Шалва Алексеевич Дзамашвили знакомит вылетающие экипажи с обстановкой на фронте. Слушаем его внимательно, делаем необходимые пометки в полетной карте и бортовом журнале. Положение наших наземных войск тяжелое: в первый день войны танковые колонны врага (то был корпус Манштейна) продвинулись в глубь советской территории на несколько километров. Однако на второй день его части были остановлены в районе Кедайняй. Теперь корпус топтался на месте. Нашей эскадрилье было приказано нанести бомбовый удар по вражеским танкам, задержать их наступление на Двинск.