Обладатель мужской дублёнки оглядел нас насмешливым взглядом.
— Это я выпил столько? — спросил он. — Или тут в самом деле два Деда Мороза?
— С Новым Годом! — выпалил я. — Подбросьте до центра обоих дедушек.
— Обеих девушек? — заозирался одублированный. — Девушек подбросим, только вот где они?
— Вишь, дедура, какое дело, — прогудел «пилот». — Мы бы рады, да…
— Мест нет, — понимающе кивнул я.
— Одно будет, — кивнул «пилот».
— Бывайте «девушки», — крикнул нам тот, что в дублёнке, и зашагал к подъезду.
У самых ступенек он обернулся и крикнул в сторону «семёрки»:
— А вы, ребята, если что, звоните.
— Влезайте, — разрешил «пилот», когда одна из дам нырнула на переднее место, а остальная компания упихнулась через заднюю дверцу. — Только решите, кто поедет.
Горбунок загрустил. Он расстроено теребил завязки мешка. Думал, наверное, что с его габаритами никто ему не обрадуется.
— Тогда выдыхайте, — выдал я в приказном порядке сидевшим на задних местах.
Те потеснились. На лицо Горбунка выплыла улыбка. Он надеялся, дико надеялся, но не мог поверить, хотя ему и очень хотелось. Дабы не затягивать прощание, я кивнул и отошёл в сторону. Я хотел отпустить Горбунка. Я не представлял, как это чудо, пыхая тепловозом, пробует убежать от Зимнего Снайпера. И как это у него не получается. Если бы я уехал, то никогда бы не смог забыть лицо, на которое наползает тень безысходности. А я стыдливо отвожу глаза, мол, это не я злой, братан, это обстоятельства у нас такие, и лезу в наполняющийся теплом салон.
А так лицо мигом погасло. Словно никогда я не встречал суматошного Деда Мороза со смешным именем Коля Горбунок. Прощай, Коля! Я вручил тебе шанс, как подарок. Считай, что подарил новую жизнь. Не потеряй только. В эту ночь её так просто потерять тому, кто взялся нести подарки, но не донёс.
Радостно зафырчав, «семёрка» плавно покатила вдаль. Красные огни на прощание печально подмигнули. Я снова был в полной темноте и в полном одиночестве. И мне хотелось, чтобы одиночество тянулось. Потому что я знал, кто явится беспощадно его оборвать.
Одиночество не затянулось. Когда автомобиль сворачивал за угол, в клубах сизого дыма мне привиделась фигура. Дублёночка вроде бы знакомого покроя. Убежать я не успевал. Спрятаться тоже. Проводив друзей, хлебосольный хозяин не забыл прикрыть дверь от внеплановых посетителей. Пришлось нырнуть за сугроб рядом с входом и положиться на удачу.
Вился, вился белый рой.
Сел на землю — стал горой…
«Скрип, скрип», — раздалось издалека.
«Ну и что, — отрешённо подумал я, — бояться-то чего? Ты уверен, что это Зимний Снайпер? — голова с готовностью мотнулась. — Так чего переканил? Всё будет хорошо, сейчас наступит тишина, а мы огородами…»
«Скрип, скрип», — шаги приближались. Шаги одиночки.
Уравнение с одним неизвестным. Душу охватила холодная тоска. Я уже успел потерять за сегодня все, что только мог. Кроме подходящего мешка, да и то изрядно похудевшего по моей вине. Мысли спутались, только жгуче хотелось, чтобы неизвестный прошёл мимо.
«Скрип, скрип…» — и тишина.
Только это была нехорошая тишина. Тишина, наполненная неопределённостью. Так бывает, когда судьба подвисает в неизвестности, и хочется сделать хоть что-нибудь, лишь бы добиться какого-то результата. Пусть даже скороспелые поступки не выправят ситуацию, а обрушат её окончательно.
«Скрип,» — снова раздалось в опасной близости. Затем послышалось хрумканье, с каким нога проламывает наст и проваливается в мякиш непромёрзшего снега. Кому-то уже тесно на дорожке. Кому-то непременно хотелось свернуть и осмотреть сугроб. Мой сугроб.
Надо было вскочить и рвать отсюда со скоростью страуса. Но я предпочёл подобно страусу засунуть голову в песок, вернее в снег, и продолжать свято верить, что нахожусь в безопасности.
Сизая тень упала рядом с моей сжавшейся фигурой. Я осторожно приподнял голову. Над сугробом высились плечи, охваченные роскошным воротником «Канзаса» и бледное лицо, полускрытое тенью от шапки. Снайпер мотнул головой, мол, вылезай.
Я пожал плечами, мол, делать нечего, и вылез.
Мы молчали и смотрели друг на друга. Готовились, каждый по-своему, к третьей стадии.
— Как ты меня нашёл? — сказал я просто, чтобы не молчать.
Он показал куда-то за спину. Я повернулся и увидел на бетонной стене две чёрные буквы «DM».
— Дойчмарка? — задал я ненужный вопрос.
— Вряд ли, — норковая шапка качнулась в несогласии. — Скорее, тот, кто писал, подразумевал «Depeche Mode». Но в твоём случае это переводится, как Дед Мороз. Поэтому ты и здесь. Поэтому я и пришёл сюда. Это место создано для Деда Мороза. Другими словами, во всей округе ты бы просто не смог выбрать другое место, чтобы спрятаться.
— Слушай, — крикнул я. — Ну порвался мешок, что с того? Это ещё не повод наказывать так жестоко. Один раз не считается.
— Один раз уже был, — медленно процедил он и, когда я непонимающе вскинул голову, добавил. — В подъезде у Настёны. Помнишь, тогда ты тоже уронил мешок.
— И что?
— Подарок для Лиды, — пояснил Снайпер. — Вазочка, которая разбилась. Лиды не было дома, но подарок для неё потерялся. Исключительно по твоей вине. Так что не надо мне тут насчёт одного раза.
Ого! А это ему откуда известно? Как он мог следить за нами? Неужели он уже тогда знал, что я соглашусь взять подходящий мешок и одаривать детей?
— Ну, хорошо, — тянул я время. — Уронил, подумаешь. Потерял несколько игрушек, подумаешь. Каждый может ошибиться. Ты не даёшь мне права на ошибку. Это нечестно. Каждый имеет право на ошибку.
— А я имею право на ошибку? — внезапно спросил Снайпер.
— Конечно, — благородно разрешил я.
— Тогда слушай внимательно, — придвинулся он ко мне. — Потеряв игрушки, ты реализовал своё право на ошибку, так?
Я кивнул. Вроде бы жизнь начинала налаживаться.
— Ты сам сказал: и мне положено ошибаться. Тогда считай, что я ошибаюсь. Что убивая тебя, я просто реализую своё право на ошибку. Мы оба не будем отказывать друг другу в праве на ошибку.
Как дураку, мне повторяли по несколько раз, а я отказывался понимать. Я отрешённо молчал. Мысли смёрзлись, утонули в безысходном молчании.
Он отодвинулся. В тени шапки зажглись два огонька, словно два лепестка угасающей конфорки. Он оглядывал меня, как оглядывают музейную скульптуру. А я уже утратил возможность бороться. Я словно превратился в экспонат, которым можно любоваться.
— Давай, стреляй что ли, — обречённо предложил я.
— Почему именно «стреляй»? — усмехнулся он.
— Ну, — от мерзкого холода и поганого чувства обречённости мысли распадались, слова не желали цепляться друг за друга. — Я ведь думал… Снайпер — это тот, кто стреляет из винтовки.
— Ты ошибся, — сказал он. — Снайпер — это тот, кто не промахивается.
Взметнулась трость и выплюнула ломтик лезвия, который проехался мне по животу. И я в буквальном смысле нутром почуял холод прорвавшегося металла.
Силы мигом исчезли. Ноги подогнулись. Я мягко осел в сугроб, послуживший таким ненадёжным убежищем.
— Третья стадия, — сказал он, повернулся и зашагал прочь.
«Скрип, скрип», — затихали шаги.
Я боялся пошевельнуться. Мне казалось, встань я, и внутренности выпадут на снег, забрызганный тёмными пятнами. Потом глаза заволокла кровавая пелена. Сознание затуманивалось. И я почему-то пожалел, что не успею ощутить как это: таять морозной ночью за сутки до Нового Года.
17
Снился мне странный сон. Будто не Дед Мороз я, а Санта-Клаус. Будто с комфортом скольжу над облаками, управляя оленьей упряжкой, будто проношусь мимо небоскрёбов, будто пронзаю тайгу, сшибая шапки снега со спящих сосен. А потом опускаюсь на площадь большого города.