Так по какому же принципу искать претендента? Во-первых, это должен быть Рюрикович. Других аристократических родов на Руси почти не было. Не из Гедиминовичей же выбирать. Во-вторых, претендент должен говорить по-русски без акцента, а то основная масса Рюриковичей сейчас на Западе, и надо ещё посмотреть, много ли в них осталось русского. Есть, конечно, Рюриковичи и в России, но отечественные носители громких аристократических фамилий представляют из себя так мало интересного, что хоть плач. То журналист какой-нибудь, то, прости Господи, депутат. И если Рюрикович говорит с советским акцентом, то лучше уж с французским.
Им грозила опасность выбрать нелепого царя, над которым русские люди будут просто потешаться. Одинаково нелепым оказался бы царь как из отечественной постсоветской интеллигенции, так и из западной либеральной тусовки. Это был принципиальный тупик, то есть тупик самого принципа.
Ставров лениво пролистывал европейские сайты, где можно было найти весьма внушительные перечни представителей древнейших аристократических фамилий. Он понимал, что почти ни чего не сможет узнать об этих людях из кратких биографических справок и генеалогических древ, то есть и выбрать не сможет. Но он молился, что бы Господь подал ему знак, чтобы в какой-нибудь незначительной детали ему вдруг открылась истина, чтобы вопреки всему он вдруг УВИДЕЛ претендента на русский трон.
Постепенно Ставров приходил в отчаяние от лицезрения множества породистых физиономий, всё это было не то. Но вдруг он увидел среди этих физиономий лицо. Царственное, очень простое и одновременно чрезвычайно утонченное. Это было лицо человека, призванного повелевать движениями бровей.
Настоящий аристократ – большая редкость в наши дни. Генеалогия, конечно, поможет в его поисках, но не даст гарантий. В ином принце мы видим принца только потому, что нам известно – он принц. Но представьте себе, что по улице идет человек в обычной одежде, вы бросили беглый взгляд на его лицо и вдруг почувствовали – это принц. Вот что такое настоящий аристократ. Только такой человек может претендовать на престол. Но почувствовать принца дано далеко не каждому, люди в большинстве своём не воспринимают таких тонкостей. Им же нужен был такой человек, в котором увидит принца вся страна. Ставров смотрел сейчас на фотографию именно такого человека. Он чувствовал, что современные русские люди вполне способны увидеть в этом человеке царя. Сначала он хотел отобрать троих, чтобы потом выбирать уже из них, но сейчас понял, что в этом нет необходимости. Он уже нашёл единственного претендента, которого готов был поддержать, и эта его полная уверенность сама по себе была знаком, о котором он просил Господа.
А ведь он почти ни чего не знал об этом человеке. Князь Олег Владимирович Константинов. Принадлежит к побочной ветви Рюриковичей. Капитан французской армии в отставке. Закончил Сорбонну. Доктор филологии, специалист по русской литературе. Женат на принцессе крови, представительнице одной из древнейших аристократических фамилий Франции. Имеет сына 16-и лет и дочь 13-и лет. Живет в предместье Парижа. Вот и вся информация о нем.
Ставров улыбнулся, обратив внимание на то, что они одногодки, им обоим по 45 лет. Но это ни о чем не говорило. Что если Константинов первостатейный либерал? А что касается царственности его лица… Да мало ли кому какое досталось лицо. Конечно, человек потом всю жизнь обрабатывает ту заготовку лица, которая досталась ему от природы, он может испортить своё лицо, а может и существенно улучшить. Константинов явно не провалил эту задачу. Но для управления Россией одной харизмы мало. Им нужен такой государь, который будет не только царствовать, но и править. Им нужен самодержец, а не декоративная фигура. Сможет ли сорбоннский доктор филологии править Россией? Будет чудо, если сможет. А имеет ли право он, Ставров, строить свои планы на обязательном чуде, фактически ставить чудо в график? Гадать было бесполезно, надо было встречаться с князем.
Ставров срочно вызвал к себе министра иностранных дел, велел связаться с посольством России во Франции, найти Константинова и спросить у него, готов ли он принять у себя в гостях президента России, который посетит Францию с частным визитом, инкогнито. Всем связанным с этим делом мероприятиям велел присвоить высший гриф секретности.
Когда Ставров волновался, он говорил спокойно, но очень жестко, из чего опытный министр сделал вывод о сверхсрочности дела, так что колесики закрутились с очень большой скоростью, и ответ из Франции пришёл в тот же день. Константинов готов был принять Ставрова. Иероныч на следующий же день вылетел во Францию на маленьком самолёте, прихватив с собой лишь одного адъютанта.