А руины города покоились над их головами в ожидании следующего утра. В глубокой тишине на горы опустилась ночь. Роберт ликовал. Итак, первая цель достигнута, и какая цель! Даже отсюда руины казались ему раскрытой книгой: древний город инков, нетронутый веками, раскинувшийся на горном уступе, выстроенный непонятно с какой целью.
После ужина, лежа в палатке, он вдруг почувствовал, что хочет поделиться своей радостью с Камиллой. Он смотрел на контуры ее тела – она сказала, что ей холодно, и забралась в спальный мешок, свернувшись, как ребенок, – и думал, смирилась ли она с этим путешествием или все еще обвиняет его в том, что он потащил ее с собой. Роберт сказал:
– Ты ведь не боишься, правда?
Она слегка шевельнулась:
– Нет, совсем нет. Я просто еще не совсем привыкла, – потом внезапно добавила: – Ты не замечаешь, что вокруг нас на много миль джунгли, а мы не слышим ни звука? Полная тишина.
Но нет, подумала она, несмотря на все это, она не боится. По крайней мере, не боится ничего конкретного. Она просто сказала себе: теперь мы одни. И вот сейчас, подумав об этом, лежа в холодной палатке, она вдруг осознала, что на самом деле она боится пустоты. Самой мысли о том, что здесь уже давно никого и ничего нет. Наверное, таких мест не боятся только очень сильные люди? Или, по крайней мере, те, кто способен защитить друг друга? В других местах ночь наполнялась тихими, успокаивающими звуками. Но здесь само спокойствие, как и все остальное, всегда основывалось на тишине. Живя в Лондоне, Камилла никогда не замечала звезд: небо было оранжевым. Здесь звезды приводили ее в уныние. Можно ли погрузиться в эти джунгли и выйти оттуда целым и невредимым?
Роберт сказал:
– Ну да, естественно, здесь тихо. Это ведь не тропический лес.
Но он сам почувствовал раздражение в своем голосе, поэтому повернулся и обнял ее за плечи:
– Теперь здесь безопасно. Эта земля практически необитаема. Боевиков из «Сверкающей тропы» поубивали много лет назад.
Она медленно обхватила себя руками, и ее пальцы коснулись его. Дело не в том, подумала она, дело вовсе не в том.
Никто из них не видел до этого ничего подобного. Под ними, на расстоянии шесть тысяч футов, причудливо изгибаясь, текла река Апуримак. В девятнадцатом веке путешественники принимали этот город за потерянный Вилкабамбу, но сейчас, при отсутствии каких-либо точных записей, все теории себя исчерпали. Возможно, это были всего лишь удаленные владения какого-нибудь всеми забытого князька или священное убежище, в котором жрицы, Девы Солнца, вырастили последнего правителя инков; а может быть, и гробница для мумий инков королевской династии.
Они преодолели одну за другой пять террас и поднялись на небольшую площадку, ограниченную со всех сторон руинами. Их ноги зашуршали по траве, которая здесь пышно разрослась. Роберт узнавал все, о чем так много читал; он смотрел на древние здания, как будто пролистывал страницы в своей памяти. В первый раз за долгое время то, что давно умерло, возродилось к жизни. Здесь можно было увидеть сохранившиеся стены больших залов, за ними – водные каналы, мощенные булыжником, и фасады огромных складов; а недалеко от складов – бассейны высохшего фонтана. Когда он бродил вдоль гладких стен без единой щели, его энтузиазм становился заразным. Он говорил и говорил, не останавливаясь, а остальные слушали его. «Посмотрите, вы только посмотрите!» Они наклонились и посмотрели туда, где террасы обрывались и уступали место джунглям. Инки покрывали голые скалы землей, как будто золотом. «Самая великая сельскохозяйственная империя в мире! – воскликнул он. – Мы взяли у них картофель и научились сушить овощи, как делали инки. А видите, там, наверху?»
Высоко над ними располагались зернохранилища с огромным количеством окон для вентиляции. Они бы вполне вместили в себя целую армию. Такие зернохранилища были построены по всей империи, чтобы в ней никогда не было голода. «Инки прекрасно умели все организовывать!» Их империя поражала его как административное чудо: союз людей, управляемый Верховным Инкой. Они проложили десятки тысяч миль мощеных дорог между Эквадором и Чили. Они построили множество навесных мостов – канаты из алоэ, прикрепленные к каменным столбам, – так что гонцы могли передавать донесения по эстафете на расстояние в тысячу миль за неделю.
Его голос эхом отдавался в остроконечных залах. Огромные балки, когда-то покрытые тростником, были все еще на месте. Здесь он нашел все элементы архитектуры, о которых читал в книгах: утопленные в стены дверные проемы с монолитными притолоками, каменные кольца, удерживавшие ныне исчезнувшие двери, окна в форме трапеций и ниши, нарушающие монотонность величественных стен.
Внезапно Жозиан спросила:
– Est-ce qu’ils n’avaient pas froid, la-haut?[9]
– Холодно? – Роберт рассмеялся. – Ну да, наверное, было. Но эти камни… Ни одна цивилизация в мире не обращалась с камнем так, как инки! А ведь они строили, не имея ни железных инструментов, ни колеса. – Он подумал об огромных зданиях, которые рассматривал на фотографиях. На некоторых была видна гладкая кладка из камней правильной прямоугольной формы, на других – из разных по размеру и фактуре, весящих сотни тонн каждый, – все они были точно подогнаны и плотно пригнаны один к другому без всякого раствора, с внутренней фаской по краям, так что щелей между камнями было практически не видно. Здесь, в Чокекиро, некоторые из дверных проемов были как раз такой удивительной кладки. В щель между камнями невозможно было засунуть даже булавку. А в нишах, которые было видно с площади сквозь дверные проемы, вероятно, лежали мумии предков. Луи провел по ним руками, удивленно бормоча что-то себе под нос, в то время как проводник-mestizo шел по пустым залам, скручивая сигарету.
Через некоторое время Роберт и Камилла остались одни. Возле них держался и священник. Он слушал все, о чем говорил Роберт, с какой-то напряженной сосредоточенностью. Теперь, когда остальные разошлись, он сказал на своем мягком, правильном английском:
– Но все эти дворцы, они должны были выглядеть очень… скромно.
– В каком смысле – скромно?
– Покрытые тростником. Как деревенские дома.
– Да, но представьте себе эти огромные тростниковые крыши! А стены, которые сейчас выглядят очень просто, когда-то были покрыты штукатуркой и раскрашены, некоторые увешаны гобеленами из шерсти викуньи[10] – и величественные храмы, все покрытые золотом. Скромно? Ну нет.
Священник уставился в землю. Роберт продолжил:
– У этой цивилизации были огромные богатства и власть. Победа вашего народа – я имею в виду испанцев – была сама по себе удивительной.
Франциско тихо сказал:
– Они были очень суровые люди. Из Эстремадуры, – и добавил еще тише: – Откуда я родом.
– Из Эстремадуры? – Роберт удивленно уставился на него. – Ха! А почему же вы раньше не сказали? Это же потрясающе.
Священник покраснел, как мальчишка:
– Я родился недалеко от Трухильо… города конкистадоров. Отец назвал меня Франциско в честь главного конкистадора Писарро.
Ему вдруг очень захотелось ускользнуть от их взглядов: голубые глаза Роберта сверкали любопытством, мягкий взгляд Камиллы был полон удивления.
Она думала о том, как не похож он был на потомка конкистадоров: худой мальчик с орлиными чертами лица и оливковой кожей.
– А ваш край все такой же суровый? – жестко спросил Роберт. – Все такой же бедный?
– Он вполне подходит для коров и свиней.
Как они могли его понять, думал Франциско. Его земля не была похожа на эту. Это было огромное горное плато, с редкими кустиками и выступами серых скал, на которые ругался его отец. Их пастбища были полгода покрыты коричневой травой и окружены невысокой каменной изгородью, которая рушилась так же быстро, как и была построена.
Для него их поля всегда намертво ассоциировались с его отцом: человеком на лошади, с кнутом в руке. В его мальчишечьем воображении он все время объезжал свои бескрайние владения. Седые волосы откинуты назад, густые брови. Когда он вспоминал об отце, в его памяти вставало одно и то же изображение: отец сидит на лошади и тяжело смотрит на него, его глаза прячутся в тени козырька, – стальной, злобный взгляд. Потому что то, на что он смотрел, было для него постоянным разочарованием: расплывчатым лабиринтом мечтаний и страхов – его младшим сыном. «На что ты сегодня потратил свое время?»