“Он перешагивает шаг за шагом, год за годом со своей лихой, не сдающейся кулацкой совестью по головам молодых поэтов” (Д. Петровский о Павле Васильеве).
“Все эти греко-рязанские гекзаметры насквозь насыщены кулацкой радостью накопительства” (О. Бескин о П. Радимове).
И такого рода доносами и приговорами в адрес крестьянских писателей переполнена пресса тех лет. А в 1934 году Бухарин, сделавший себе после “Злых заметок” репутацию главного идеолога партии, добился права сделать на I съезде советских писателей доклад “о современной поэзии”, естественно ещё раз прошёлся “по есенинщине”, отозвался о Есенине как о “поборнике кнутобойства” и объявил всему многонациональному съезду писателей, что “русские до 1917 года были нацией обломовых”.
Однако то, что Евтушенко обратился с письмом к Горбачёву о необходимости “в первую очередь” реабилитировать “любимца партии” Бухарина, неудивительно. Основная мысль этого письма у него, чья родня была в рядах революционной элиты, заключена в словах: “.мы как наследники революции.”. Но эту революцию делали не только его два деда, её делали Троцкий и Тухачевский, Свердлов и Радек, Бела Кун и Розалия Землячка... Так что можно понять, почему Евгений Александрович написал стихи, воспевающие Иону Якира, и призвал власть и общество поставить ему памятник. В те же годы (1989) были опубликованы документы о том, что Якир, входивший в комиссию по решению судьбы Бухарина и Рыкова, проголосовал за расстрел Бухарина. Более того, Сталин предложил доследовать дело Бухарина, а потом решить вопрос о его судьбе, но Якир ещё раз проголосовал за незамедлительный суд и расстрел, не понимая, что следующим на месте “любимца партии” окажется он. Вспоминаю, как в Архангельске сестра Алексея Ганина Мария трясущейся старушечьей рукой протянула мне пожелтевшую от времени газетную вырезку, которую она хранила как зеницу ока:
“Военный трибунал МВО 12 октября 1966 года.
Дело по обвинению Ганина А. А. 1893 года рождения, арестованного 2 ноября 1924 года, пересмотрено военным трибуналом Московского военного округа 6 октября 1966 года. Постановление от 27 марта 1925 года в отношении Ганина А. А. отменено и дело о нём прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Ганин А. А. реабилитирован посмертно.
Зам. председателя военного трибунала МВО, полковник юстиции И. Баурин”.
Перечитываю текст и сокрушаюсь: почему советская власть реабилитировала поэта, а Евгений Евтушенко отказал ему в реабилитации и как продолжатель идей Бухарина не воскресил имя Ганина в своей “Антологии”?.. А ведь с какой страстью он рассказывал о восстановлении исторической справедливости:
“...и возникла мысль составить эту антологию, собрать воедино все кусочки русского национального духа, чьё лучшее воплощение — наша поэзия. Собрать её по обломкам, по крупицам, по крошкам, зашвырнутым ветрами истории в сибирские лагеря, в дома престарелых во Франции, в семейные архивы, в следственные дела КГБ.
У нашего народа на семьдесят лет отобрали историю его собственной поэзии, лишив его возможности читать тех поэтов, которые эмигрировали или были перемолоты гигантскими челюстями ГУЛага”.
Как можно было излагать такие высокие мысли и чувства и одновременно пройтись рукой цензора по стихам Пимена Карпова, а говоря о судьбе Ганина, сделать вид, что такого поэта не было и нет в русской поэзии, и обвинить замечательного поэта Николая Тряпкина в “шовинизме” и “национализме”! Поистине, он не зря требовал реабилитации Бухарина, главного борца с “есенинщиной”!..
Но зато с каким знанием дела он писал в своих предисловиях о поэтах другого происхождения и другой судьбы. “Во время гражданской войны добровольцем ушёл в Красную армию, затем в ЧК. Из тихой еврейской семьи...”
Это сказано о Михаиле Светлове, настоящая фамилия которого, как пишет сам Е. Е., Шейхман. И даже добавляет такую подробность: “Писал стихи для подпольных троцкистских листовок”, — видимо, считая это важным фактом биографии.
О Михаиле Голодном Е. Е. в предисловии пишет кратко и выразительно: “Как Светлов, в юности работал в ЧК”. Настоящую фамилию автора Е. Е. также сообщает без комментариев: “Эпштейн”.
Об Эдуарде Багрицком Евгений Евтушенко сообщает следующие сведения: “Псевдоним Эдуарда Георгиевича Дзюбина <...> Родился в еврейской торговой семье <...> принял революцию, сражался в особых отрядах”.
“Особые отряды” — это отряды “частей особого назначения” (ЧОН), прославившиеся во время гражданской войны особой жестокостью при подавлении крестьянских восстаний. Видимо, зная это, Евгений Александрович в предисловии к стихам Багрицкого признаётся: “Его стихи о нашем веке в стихотворении “ТВС” морально для нас неприемлемы после стольких человеческих трагедий: “но если он (век. — Ст. К.) скажет: “Солги” — солги. // Но если он скажет: “Убей” — убей”. Но нельзя выдавать эти строки, написанные в <19>29 году, видимо, во время депрессии (или очередного припадка астмы, от которой поэт и умер), за философское кредо его поэзии, как пытались это делать некоторые недобросовестные интерпретаторы”. Это, видимо, обо мне...