А сколько их, переехавших с миллиардами в Европу и в Америку бывших банкиров — Пугачёв, Кузнецов, Гусинский... — Но путь на Запад сто с лишним лет назад им прокладывали герои поэмы Некрасова, такие, как фон Руге, сбежавший из холодной России в благословенную Испанию:
Ухватив громадный куш,
он ушёл — на светлом юге
отдыхать. “Великий муж! —
говорят ему витии:
— Не пугайся клеветы!
Предприимчивость России
на такие высоты
ты вознёс, что миллиарда
увезённого не жаль!
Этого мошенника, ограбившего Россию в поэме Некрасова, навещает “экс-писатель Пьер Кульков” (прообраз Анатолия Алексина, Анатолия Кузнецова, Анатолия Рыбакова и т. д.), который, захлёбываясь от восторга, рассказывает петербургским землякам:
Я посетил отшельника Севильи,
На виллу Мирт хотелось мне взглянуть.
Пред ней поэт преклонится — в бессилье
Вообразить прекрасней что-нибудь.
Из мрамора каррарского колонны,
На потолках — сибирский малахит,
И в воздухе висящие балконы,
И с одного — в Европе лучший вид...
А сколько таких вилл сегодня принадлежит и в Севилье, и на Лазурном берегу, и на италийских холмах, и в австрийских Альпах семьям больших и маленьких “лужковых”, “абрамовичей”, “кохов” и т. д.
Но не забыть бы о том, как их обслуживала партийная, научная и творческая интеллигенция, о которой Некрасов писал так, как будто знал её, как облупленную, знал выпускников Академии общественных наук, Высшей партийной школы, бывших преподавателей марксизма-ленинизма:
В каждой группе плутократов
(почти “партократов”! — Ст. К.)
русских, немцев и жидов
замечаю ренегатов
из семьи профессоров.
Их история известна:
скромным тружеником жил
и, служа народу честно,
плутократию громил,
был профессором, учёным
лет до тридцати,
и, казалось, миллионом
не собьёшь его с пути.
Вдруг конец истории —
в тридцать лет герой
прыг с обсерватории
в омут биржевой...
Это о судьбах Роальда Сагдеева, Комы Иванова, Пивоварова, Евгения Сидорова и многих других профессоров. Не забыл Николай Алексеевич и о диссидентах, страдавших при советской власти и сделавших карьеру после 1993 года, вроде Артёма Тарасова, Сергея Адамовича Ковалёва, Валерии Новодворской.
Под опалой в оны годы
находился демократ.
Друг народа и свободы,
а теперь он плутократ.
А разве нынешние заказные убийства, при которых мы живём четверть века, — новость для нас? Нет, мы просто забыли признание Гришки Зацепина (“Зацепа”) из поэмы “Современники”, написанной в некрасовскую эпоху русского дикого капитализма:
“Я — вор! — кричит вдрызг напившийся Зацепа, —
Я рыцарь шайки той
из всех племён, наречий, наций,
что исповедует разбой
под видом честных спекуляций,
где позабудь покой и сон,
добычу зорко карауля,
где в результате — миллион
или коническая пуля...”
Как тут не вспомнить судьбу Галины Старовойтовой, Деда Хасана, Бориса Немцова, Вячеслава Иванькова (“Япончика”) и многих других знаменитостей...
Предвидел Николай Алексеевич и сегодняшний наш рэкет (американское слово!), и наше сегодняшнее лакейство перед Америкой:
Грош у новейших господ
выше стыда и закона.
Нынче тоскует лишь тот,
кто не украл миллиона...
(Ну, как тут не вспомнить слова мошенника Вячеслава Полонского о том, что “у кого нет миллиона — тот не человек.”)
Бредит Америкой Русь,
к ней тяготеет сердечно...
Шуйско-ивановский гусь —
американец? — Конечно!
Что ни попало — тащат,
наш идеал, — говорят, —
заатлантический брат,
— Бог его — тоже ведь доллар! —
А как блестяще Некрасов проиллюстрировал сегодняшнюю историю о том, что новые русские переводят свои богатства в офшоры (английское слово!), покупают особняки в центре Лондона, куда их переехало несколько сотен тысяч, уговаривают Лёню Голубкова купить дом в Париже... Ох, нестабильна обстановка в России, Ходорковский отсидел своё, а история с Магницким тоже у всех в памяти. И Некрасов вводит в поэму “Современник” хор мирового финансового лобби, которое уговаривает рыдающего русского миллионера перевести свои капиталы в Англию, являющуюся “финансовой матерью” наряду с Америкой всех денег мира:
Денежки есть — нет беды,
Денежки есть — нет опасности
(Так говорили жиды,