Слог я исправил для ясности).
Вытрите слёзы свои,
Преодолейте истерику,
Вы нам продайте паи,
Деньги пошлите в Америку.
Вы рассчитайте людей,
Вы распустите по городу
Слух о болезни своей,
Выкрасьте голову, бороду,
Брови... Оденьтесь тепло,
Вы до Кронштадта на катере,
Вы на корабль... под крыло
К нашей финансовой матери.
Денежки — добрый товар,
Вы поселяйтесь на жительство,
Где не достанет правительство
И поживайте, как — царр!...
300 тысяч новорусских семей живут, уехавши к “финансовой матери” в объятия туманного Альбиона.
Но не выдержала душа “Зацепы” — русского мошенника и авантюриста — такого циничного совета, не мог он принять гнусное предложение сбежать из своей России:
Прочь! Гнушаюсь ваших уз!
Проклинаю процветающий
Всеберущий, всехватающий,
Всеворующий Союз!..
...Ушли, полны негодованья,
Жиды-банкиры... Леонид
С последним словом увещания
Перед Зацепиным стоит.
Как же объясняет некий Леонид страстную речь “Зацепы”? А вот как:
Русской души не понять иноверцу,
Пусть он бичует себе, господа!
Дайте излиться прекрасному сердцу —
Нет в покаянье стыда.
Однако вернёмся к Евтушенко, который назвал себя “некрасовцем”. Как мог он, увенчавший себя всемирной славой после стихотворенья “Бабий Яр”, поклоняться поэту, то и дело употреблявшему слово “жид”? А ведь за использование этого слова Евтушенко предлагал предавать антисемитов суду... Вот ведь как история подшутила над ним.
А в заключение “некрасовской главы” вспомню начало поэмы “Современники”:
Я книгу взял, восстав от сна,
и прочитал я в ней:
“Бывали хуже времена,
но не было подлей!”
Последние две строчки Некрасова стали народной поговоркой.
***
В литературной судьбе Е. Е. в 1959 году случилось знаменательное событие: он добился встречи с Борисом Пастернаком, которая якобы продолжалась аж 18 часов. О Пастернаке он вспомнил и в последние дни своей жизни, завещав похоронить себя рядом с ним. Видимо, он почитал Пастернака. Но было ли это почитание взаимным? Едва ли, если вспомнить поэтический завет Нобелевского лауреата:
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.
...............................................
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица.
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Из всех этих заветов Евтушенко был верен только последнему — “быть живым”. Но читаешь это стихотворение, и поневоле закрадывается в голову мысль — а не судьбу ли своего поклонника предсказывал Борис Леонидович, когда писал это поэтическое завещание?
А тут ещё, как на грех, я наткнулся на интервью Е. Е. “Новой газете”, где было такое признание:
“Когда я видел Целкова, я сразу понял — он гений. А что такое гений — это энергетика, которой он делится со всеми. В стихах, посвящённых Эрнсту Неизвестному, у меня есть строчки: “Стыдно не быть великим, каждый им должен быть”. То, что я виделся с ними, не позволяло и мне быть маленьким”.
Его всегда тянуло к мировым знаменитостям. Он словно бы подпитывался их энергией, их славой и как бы становился в их ряды, в ряды мировой элиты... Мало того, он ещё окружил себя тенями великих предков: “По характеру я пушкинианец, по сентиментальности — есенинец, по социальности — некрасовец”... А ещё добавил: “И как ни странно — пастернаковец”... Действительно, странно, потому что заполучить в этот ряд великих теней Бориса Леонидовича, сказавшего “быть знаменитым некрасиво”, — не получилось. “Цель творчества самоотдача, а не шумиха, не успех.”. Но Е. Е. ведь не мог жить без “шумихи и успеха”, без того, чтобы “быть притчей на устах у всех”. А Пастернак требовал от художника ещё большего: “Нет, надо жить без самозванства”. Но что такое самозванец и самозванство? Наверное, это не порок, а, скорее, лицедейская страсть и способность артистических натур входить в роль, самозабвенно сыграть её до конца, не дожидаясь того, будешь ли ты, в конце концов, “любезен народу”, останешься ли в истории?