Русские солдаты, дети простонародья сразу шли с ноябрьского парада 1941 года в окопы, выдолбленные в мёрзлой земле, вставали из этих окопов в атаку, падали, истекая кровью, на подмосковный снег, жертвовали своими юными жизнями, чтобы такие откосившие от присяги и военной службы “уроды” остались живы и обливали их память слюной и желчью.
Галичам-гинзбургам было недостаточно проклинать Сталина, и они, пользуясь тем, что на дворе наступило смутное время, сделали мишенями своей клеветы победителей мирового зла, полегших в борьбе с ним в снегах под Москвой. Прости меня, Господи, но иногда приходит в голову мысль, что в случае победы коричневого зла таким гражданам мира, как Галич, была бы обеспечена дорога в рай через Освенцим.
Смерть настигла его, когда он, эмигрировавший в Германию, сунул руку в какой-то электроприбор. Где похоронен? Не знаю. Да это и не имеет значения. Имеет значение то, с каким достоинством ответила всяческим “галичам” в стихотворении о легендарном параде русская женщина Татьяна Глушкова!
ПАРАД ПОБЕДЫ
Тот голос хриплый, окрылённый,
И грозный маршал на коне,
И ты, народ непокорённый,
В весеннем сне явились мне.
Июнь был влажным и зелёным,
И в искрах тёплого дождя
Оно казалось измождённым,
Лицо бессменного вождя.
Он не смотрел, как триумфатор.
Он с виду старый был солдат:
Полковник, что теперь за штатом, —
“Слуга царю, отец солдатам”? —
О, нет!.. А всё же некий фатум
Таил его усталый взгляд.
Штандарты, алые знамёна,
Фронтов неодолимый шаг.
О, как он смотрит напряжённо
На эту сталь, на чёрный прах
Чужих полотнищ: древком долу
Как их швыряют от бедра —
Как к богоравному престолу
Иль в пасть священного костра —
К стене Кремля!.. И в этом жесте,
Небрежном, рыцарском, — не месть:
Брезгливость, воля, чувство чести —
Отчизны царственная честь!
А он спокойного вниманья
Исполнен — вместо торжества.
Недвижный в дождевом тумане
И на ликующем экране
Приметный, может быть, едва.
Он не сказал тогда ни слова —
Как и положено тому,
Кто глянет ясно и сурово
С небес в зияющую тьму
Своей, столь одинокой, смерти
Своей, уже чужой, страны...
И он мне чудится, поверьте,
Невозвратившимся с войны.
10 мая 1994
Но об этом сталинском параде один из младших “шестидесятников” Фаликов пишет в книге о Слуцком (из серии “ЖЗЛ”), может быть, ещё изощрённее и подлее, нежели Галич:
“Самое невероятное и самое роковое для поколения Слуцкого — произошло: с фронта на парад. И это был парад Победы. Печатая шаг по брусчатке Красной площади, сапоги победителей ставили точку на прениях вокруг правоты идеологии. Сталин вывернул наизнанку жертвенный подвиг народа, высший смысл жертвы, подменив служением доктрину”.
И это сказано о вожде, который 3 июля 1941-го обратился к народу со словами: “Братья и сёстры! К вам обращаюсь я, друзья мои”, — и, не думая о доктрине, отчеканил: “Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!” О вожде, который 7 ноября 1941 года вспомнил не идеологию, а Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. О вожде, который поблагодарил за доверие не идеологов из Института марксизма-ленинизма, а русский народ, поверивший советской власти, возглавляемой Сталиным.
А каковы слова из знаменитого приказа № 227, написанного его рукой, в страшные дни июля 1942-го, когда немецкая танковая орда прорвала фронт и покатилась к Сталинграду и кавказской нефти:
“Отступать дальше — загубить Родину”, “Солнце позора”, “Каждый клочок земли”, “Ни шагу назад!” Какая там “доктрина”! Доктриной танки не остановишь...