“Такие, как я, — не унималась Новодворская в своих кощунственных заклинаниях, — вынудили Президента на это решиться и сказали, как народ иудейский Пилату: Кровь Его на нас и на детях наших”, “Один парламент под названием Синедрион уже когда-то вынес вердикт, что лучше одному человеку погибнуть, чем погибнет весь народ”...
Пусть неожиданное сравнение Новодворской сорока двух подписантов письма с иудейской чернью, потребовавшей распятия Божьего Сына, останется на её совести. Особенно важно, что, рассматривая эту драму, мы убеждаемся в том, что Ельцина и его лакеев (Гайдар, Лужков, Грачёв и др.) осудили все православные служители, начиная от Патриарха и кончая рядовыми священниками:
“Тот, кто поднимает руку на беззащитного и проливает невинную кровь, будет отлучён от церкви и предан анафеме” (из заявления Священного Синода РПЦ от 30 сентября 1993 г.)
“Люди попрали нравственные принципы и пролили невинную кровь. Эта кровь вопиет к небу и, как предупреждала святая церковь, останется несмываемой каиновой печатью на совести тех, кто вдохновил и осуществил богопротивное убийство невинных ближних своих, Бог воздаст им и в этой жизни и на страшном суде Своём” (из обращения Патриарха Алексия II в Троице-Сергиевой лавре от 8 октября 1993 г.)
“Мы знаем, что те, кто пришли к “Белому дому” в октябре 1993-го <...> это мученики во имя богочеловечества, дарованного нам Богом Иисусом Христом ценой его страданий и искупительной жертвы” (Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн)...
С подобными же обращениями к народу выступили священники А. Шаргунов, С. Красовицкий, Дм. Дудко и многие другие. Поразительно то, что ельцинский режим был осуждён людьми церкви, которые претерпели немалые притеснения от советской власти.
“Они, — пишет Новодворская в “Огоньке”, — погибли от нашей руки, от руки интеллигентов <...> не следует винить в том, что произошло, мальчек-танкистов и наших командос-омоновцев. Они исполнили приказ, но этот приказ был сформулирован не Грачёвым, а нами... Мы предпочли убить и даже нашли в этом моральное удовлетворение”.
Единственный, кто из 42-х подписантов сатанинского письма прилюдно ужаснулся октябрьской бойне, был писатель Юрий Давыдов. Остальные, промолчав, согласились с Новодворской, что они — “убийцы”, члены фарисейского Синедриона, и такие же местечковые демоны “той единственной гражданской”, какими были Розалия Землячка-Залкинд, Лариса Рейснер, Софья Гертнер из питерского ЧК, Евгения Бош, Ревекка Майзель и прочие “комиссарши”, правдиво изображённые в стихотворении Ярослава Смелякова “Жидовка”. Но наши нынешние по сравнению с ведьмами той эпохи куда более прагматичны. Как пишет Новодворская, они “выскочили на Красную площадь”, чтобы защищать не только “свободу” и “Президента”, но и “нашу будущую собственность, и нашу будущую же законность”.
Через какое-то время после 4 октября российское телевидение показало словесную схватку между подписантом “письма 42-х” Андреем Нуйкиным и Вадимом Кожиновым. Секундантом дуэли был, кажется, тележурналист из “Взгляда” Александр Любимов. Когда схватка, которую Нуйкин проиграл вчистую, закончилась, Любимов предложил противникам пожать друг другу руки. Нуйкин протянул руку Кожинову, но тот отказался от рукопожатия со словами: “Ваша рука в крови”...
Эта несмываемая кровь окончательно и навсегда разделила нас — детей русского простонародья и “детей Арбата”, в крови которых всегда жила “к предательству таинственная страсть”...
Вот что требовала от ельцинской власти кучка бывших советских литераторов, мгновенно переродившихся в те дни в ренегатов:
“Фашисты взялись за оружие, пытаясь захватить власть”, “Нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми”... Добрыми к кому? К убийцам? Терпимыми... К чему? К фашизму? <...> “Мы все сообща должны не допустить, чтобы суд над организаторами и участниками кровавой драмы в Москве не стал похожим на тот позорный фарс, который именуют судом над ГКЧП”, “Органы печати <...> должны быть закрыты”, “Все виды коммунистических и националистических партий <...> должны быть запрещены”, “Съезд народных депутатов, Верховный совет, образованные ими органы (в том числе и Конституционный суд <...> признать нелегитимными”... (из письма 42-х)