Если судить о войне по киноповести Довженко, то в Отечественной войне не участвуют представители всех, народов СССР, в ней участвуют только украинцы.
Значит, и здесь Довженко опять не в ладах, с правдой. Его киноповесть является антисоветской, ярким проявлением национализма, узкой национальной ограниченности…
…Националистическая идеология Довженко рассчитана на ослабление наших сил, на разоружение советских людей, а ленинизм, то есть идеология большевиков, которую позволяет себе критиковать Довженко, рассчитан на дальнейшее упрочение наших позиций в борьбе с врагом, на нашу победу над злейшим врагом всех народов Советского Союза — немецкими империалистами”.
Всё, что произошло на Украине с 1991 года, всё, что произошло с 2014 года и происходит сегодня, — всё было предсказано Сталиным в 1944-м… Он, говоря об украинском петлюровско-фашистском национализме, предвидел его нынешнюю бандеровско-американскую разновидность. Прочитав его приговор украинскому национализму, мы начинаем понимать, почему он был так жесток со своими по крови грузинскими националистами в 1920-е — 1930-е годы, почему по его воле были высланы на Восток страны чеченцы, крымские татары, калмыки… И даже почему он расправился за два года до своей смерти с идеологами русской коммунистической партии. Бог ему судья, как говорится, но он, в отличие от всех последующих генсеков и вождей СССР и России, умел брать всю ответственность на себя и отвечать перед историей и Господом Богом за все свои деяния и злодеяния.
Блистательный по точности диагноз поставил нашему “шестидесятничеству” историк Андрей Фурсов.
Как человек науки, он изложил свой приговор без лишних слов — сухо и неотразимо:
“Шестидесятничество” — это реакционная утопия советского общества (а также советской номенклатуры и приноменклатурной части советской интеллигенции). Реакционная в том смысле, что сталинскому периоду они противопоставляли прошлое — ленинский период, ленинские нормы. Это очень соответствовало целям и задачам номенклатуры второй половины 1950-х — начала 1960-х годов, когда своё превращение в слой-для-себя, в квазикласс она представляла и камуфлировала как критику “культа личности Сталина” и “возвращение к ленинским нормам”. Вообще десталинизация верхов и их обслуги в СССР (“развенчание культа личности”) есть показатель и мерило олигархизации власти и превращения верхов в квазикласс, а в РФ — в квазибуржуазию, в новых “толстяков”. И чем более сытой и вороватой является верхушка, тем больше ненавидит она и Сталина, и его систему, и социалистическую революцию, и — в конечном счёте — народ. Ненависть к Сталину — явление классовое. Впрочем, для определённых этнических групп, точнее, их части — национальное, однако и в этом случае работает сталинская формулировка “национальное по форме, классовое по содержанию”.
Во-вторых, превращение номенклатуры в квазикласс и олигархизация её власти в 1950-1960-е годы потребовали в качестве прикрытия обращения к ленинскому прошлому (и обоснования им), к временам гражданской войны. “Шестидесятничество” с его “идеалами” (“и комиссары в пыльных шлемах // склонятся молча надо мной” — Б. Окуджава) не просто оказалось созвучно олигархизации-“оттепелизации” номенклатуры, но придало ему некое внешнее привлекательное дополнительное фрондерское обрамление и обаяние”.
В истории человечества пламя революций приходилось сначала раздувать, а потом гасить многим “нелегитимным” диктаторам: Кромвелю, Робеспьеру, Наполеону, Ата Тюрку, Мао Цзедуну (а скорее, его преемнику Дэн Сяо Пину) и, конечно же, Ленину со Сталиным. Каждый из них рано или поздно, но осознавал, что, совершив должные перемены в обществе, каждая из революций начинает жить под властью закона, гласящего, что она пожирает своих детей. Этот закон афористично выразил один из самых думающих советских “шестидесятников” Борис Слуцкий: