В прохладных подземельях наших древних монастырей — в Киево-Печерской и Псково-Печерской лавре хранятся мощи наших святых — Ильи Муромца, летописца Нестора и множества безымянных монахов, молившихся за Святую Русь и за всех православных христиан. И не стоило бы нашему президенту иронизировать над “пещерным патриотизмом”, поскольку историческая память отчизны рождалась и накапливалась из века в век в Киевских и Псково-Новгородских “пещерах” — “печорах”, как произносили это древнее слово наши предки. А выброшенный в 1921 году во Францию пассажир “философского парохода” русский человек Сергий Булгаков в своих воспоминаниях оставил нам излившуюся на бумагу молитву:
“Родина есть священная тайна каждого человека, так же как и его рождение. Теми же таинственными и неисследимыми связями, которыми соединяется он через лоно мат-ери со своими предками и прикрепляется ко всему человеческому древу, он связан через родину и с матерью-землёю и со всем Божиим творением… Моя родина, носящая для меня имя Ливны, небольшой городок Орловской губернии, я умер бы от изнеможения блаженства, если бы сейчас увидел его… Там я не только родился, но и зародился в зерне, в самом своём существе, так что дальнейшая моя, такая ломаная и сложная жизнь, есть только ряд побегов на этом корне. Всё моё оттуда…”
Это писал высланный из родной страны, изгнанный с родины и лишь потому избегший Соловков незаурядный богослов, историк, мыслитель. А в это же время не менее значительный сын России Алексей Лосев, блистательный знаток античной истории, но не заслуживший изгнания в Европу и поэтому отправленный всего-то на три года каторжно-исправительных работ в русло будущего Беломорканала, необходимого стране, как воздух, размышлял о том, что такое Родина, познав её тайну с изнанки, с другой, обратной стороны, нежели Сергей Булгаков:
“Каким именем назовём эту великую и страшную, эту всемогущую и родную для человека стихию, когда он чувствует себя не просто в физическом родстве с нею, а именно главным образом в духовном и социальном родстве с нею, когда он знает для себя такое общее, которое, несмотря на свою общность, содержит в себе бесконечное богатство индивидуального, когда это общее и есть он сам, в своей последней и интимной сущности? Это есть Родина”… “Сколько связано с этим именем всякого недоброжелательства, даже злобы, хуления, ненависти… Водворились презрительные клички: “квасной патриотизм”, “ура-патриотизм”, “казённый оптимизм” и пр., и пр. Это культурно-социальное вырождение шло рука об руку с философским слабоумием… По адресу России стояла в воздухе та же самая матерщина, что и по адресу всякой мат-ери в устах разложившейся озлобленной шпаны…”
А поскольку Бог Троицу любит, вспомним, что писал о родине ещё один третий и по-своему не менее знаменитый сын России, не переживший ни эмиграции, ни гулаговских работ, а просто умерший смертью истощённого и уставшего человека в страшном 1919 году в Сергиевом Посаде, недалеко от которого находится его прах в Черниговском скиту:
“Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы должны её любить, именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно, именно когда наша “мать” пьяна, лжёт и вся запуталась в грехе, — мы и не должны отходить от неё… Но и это ещё не последнее: когда она наконец умрёт, и обглоданная евреями будет являть одни кости — тот будет “русский”, кто будет плакать около этого остова, никому не нужного, и всеми плюнутого. Так да будет…”
Наши обычные деревеньки, когда-то неизвестные миру — Кулики, Бородино, Прохоровка, после героических судьбоносных сражений становились всемирно знаменитыми, когда рядом с ними возникали поля, укрывшие своей землёй и травой прах десятков тысяч сыновей России: Куликово поле, с колонной, увенчанной православным крестом, Бородинское поле с монументами над прахом героев Отечественной войны 1812 года, Прохоровское поле со звонницей, вознесённой к небесам гением скульптора Вячеслава Михайловича Клыкова… Великая страна не может существовать в истории без легендарных погостов.