Но как же, оказывается, порой дорога нам эта самая душевная интенция! Столь дорога, что, глядишь, и капают литературные слезинки на сухой лист бумаги, и бумага оттого нежнеет, а бумажная нежность — это уже и есть миазм литературного сентиментализма.
Знаю, литературовед-профессионал назовёт сии рассуждения дилетантскими… Ну а кто я, собственно?..
Только пусть он, профессионал, разъяснит мне при этом, отчего куняевская строчка, та самая — “Чем ближе ночь (моя ночь), тем Родина дороже”, — почему она мучает меня в бессоннице, почему сотни, тысячи прекрасных литературных строк, сопровождавших меня по жизни, каковой, если откровенно, никому не пожелаю, почему эти строки, из памяти не исчезнув, большей частью как бы пребывают в “запасниках”, а эта вот, и не пушкинская, не тютчевская, не гумилёвская, — почему она…”
До сих пор “шестидесятники” не могут успокоиться по поводу того, что в эпоху девяностых они не смогли осуществить свои планы по окончательному разрушению русско-советского мира. 1 ноября 2017 года по телеканалу “Культура” шла передача, посвящённая якобы “великому событию” — публикации в 1987 году романа Анатолия Наумовича Рыбакова-Аронова “Дети Арбата”. Передачу вели Фёкла Толстая и Наталья Иванова, вместе с режиссёром кинофильма, снятого по роману А. Эшпаем и актёром М. Сухановым. Вот несколько “идеологем”, высказанных этими “шестидесятниками” о минувшей советской эпохе:
“Сознание пещерное, патриархально-тираническое”, “Мы имеем нечто животное, которое всё разрушает на своём пути”, “У нас не было ничего подобного Нюрнбергу”, “К сожалению, тема “Детей Арбата” у нас не уходит”, “У нас сегодня изготовляют, как сувениры, бюсты Сталина, Берии, Дзержиинского с надеждой, что это время вернётся”, “Какая страна погибает, какая культура погибает”, “Если бы у Шостаковича было больше свободы, он бы лучше сочинял”…
И всё это сказано в связи с романом “Дети Арбата”, с кинофильмом “Дети Арбата” и в связи с судьбой Анатолия Аронова-Рыбакова, лауреата Сталинской премии, умершего в Америке, куда вместе с ним прыгнули в “прорубленное окно” на Запад Евтушенко с Аксёновым, Межиров с Довлатовым, Юз Алешковский с Сергеем Хрущёвым, Вячеслав Иванов с Петром Вегиным, Наум Коржавин с Семёном Резником и т. д. Некий политобозреватель из той же тусовки Семён Новопрудский, сравнивая эту эмиграцию с эпохой “философского парохода”, употребил термин “философские самолёты” и с горечью писал, что на них улетают в Америку “большинство приличных людей этой страны”. Большинство этих “приличных людей” и упокоились недалеко от Нью-Йорка на еврейском кладбище с поэтическим названием “Холмы вечности”. Другая часть вернулась на родину-мачеху, в основном, в урнах. Почему вернулась — об этом со знанием дела пишет шестидесятник Владимир Соловьёв, ставший американцем и позавидовавший в своей книге “Не только об Евтушенко” Сергею Давлатову. “Почему” — Давлатов лежит на “Холмах вечности”? — спрашивает Соловьёв и с горечью отвечает, что не лежать ему рядом с классиком не потому, что он пишет хуже Давлатова, а потому, что надо дать “Семь тысяч в лапу — чтобы получить здесь место”. Одним словом, ничего личного, “просто бизнес”.
К тому же нельзя забывать, что лет через тридцать, ежели родня перестанет платить за твоё пребывание на “холмах вечности”, твои бренные останки могут быть выкопаны и зарыты в общей могиле для бедняков. Как тут не вспомнить, что в Переделкино литературных классиков до сих пор хоронят даром и гарантируют им согласно русским православным обычаям вечный покой. Вот и плывут по воздуху “философские самолёты” обратно в Россию, подальше от Америки с её “холмами вечности”.
Мне всегда были понятнее и симпатичнее русскоязычные “шестидесятники”, не менявшие своих фамилий на псевдонимы и честно, без стеснения, излагающие свои заветные, но неуместные для советского общества суждения.
Таким, к примеру, был поэт Давид Маркиш, сын известного еврейского поэта Переца Маркиша, прославившего в своё время террор 1937 года и сложившего свою курчавую голову в последний год сталинской эпохи. Его сын, переселившийся в 80-е годы прошлого века в Израиль, сочинил на “исторической Родине” своеобразный манифест, “надгробное слово” над Россией с её погостами: