Когда я пришла в себя, я лежала на спине и парижские колокола больше не звонили. Небо было затянуто тучами, кроме маленького уголка за соснами: там пробивался свет. Небо надо мной нависло низко. Темное, оно отливало пурпуром и зеленью. Но мне оно казалось высоким, и под ним была бездна свободного воздуха. Прямо надо мной в вышине пролетела птица. Она пересекла всё небо и скрылась из глаз, и я снова поползла...
А когда я приоткрыла глаза, тощий серп луны висел в окружении звезд и резко очерченные горы поднимали над дорогой свои черные силуэты. Я лежала одна в этой ночи, и крышей мне было небо. И вокруг мертвые... Кто? Французы?.. Немцы?.. Мертвые. Друзья? Враги? Кто вы? Мертвые молчали. Они молчали. Каждый молчал на своем языке...
*
Вооруженный человек в защитной куртке... он идет ко мне. Он уже близко. Совсем рядом. Стоит надо мной, смотрит молча. Я знаю, он смотрит на мою нарукавную повязку... И вдруг я четко различаю на рукаве у человека крест. Лотарингский крест!.. Еще люди... на рукавах у них — «FTP» — вольные стрелки!..
Маки́...
Я смотрела в склонившиеся надо мной лица. Слова копились и застревали у меня в горле, и я смотрела на склонившиеся надо мной лица, и мои губы шевелились беззвучно.
Парень бережно взвалил меня на плечи и, обернувшись, приказал:
— Фонари — вперед и по бокам! С такой ношей надо смотреть, куда ставишь ногу.
Париж, октябрь 1944 года
...Сегодня два дня, как я вышла из больницы, и вот вернулась в Париж. Первым делом отправилась на улицу Гренелль, в советское консульство. Обещают отправить, как только с СССР восстановится связь. О Вадиме не знают ничего.
Куда же теперь идти? Как отыскать Сергея Кирилловича?
Иду в районный партийный комитет. Там наверняка что-нибудь знают о нем...
Я иду по Парижу и не прячусь. Удивительно! Вот бульвар Распай. Метро. Ажан на перекрестке. Всё как сон. Вот оно, угловое кафе. Захожу. Стою у цинка, пью кофе с сахарином — кофе — эрзацный, желудевый или ячменный, не знаю. У цинка — люди, парижане. Они тоже пьют желудевый кофе с сахарином и, конечно, спорят о том, кто освободил Париж: партизаны или союзники. «Мы освободили! — шумно говорит какой-то старик. — Вольные стрелки и партизаны!..» Он не похож на папашу Анри, совсем он другой, этот старик, и всё-таки есть в нем что-то, что напоминает мне папашу Анри. «Можешь мне поверить, я готов вновь пройти через всё, что прошел, если миру будет опять угрожать эта зараза!..» — говорит кто-то в другом конце стойки. Я смотрю на этих людей.
Я радуюсь.
Я любуюсь ими.
В районном комитете мне обещали узнать о Сергее Кирилловиче. На днях прибудет из Германии еще эшелон с бывшими узниками. Может быть, среди них Жано? Или Степан Гаврилович? Или Жежен? Может быть, они живы?.. Отступилась же от них смерть в сорок третьем. Боже мой, как давно всё было — провал, аресты, допросы. Разыскать бы папашу Анри!
*
Еду в Нуази-ле-Сек. К тетушке Марселине, у которой время от времени ютилась.
Домик на замке. Я иду к соседям.
— Уехала твоя Марселина. После того как тебя увели, сразу исчезла. Больше и не видели. Куда — никто не знает. И не ищи. Боши проклятые, наделали дел... Ну, а ты? Где ты теперь?
— Пока в Париже...
Я ищу папашу Анри по всем известным мне адресам. Никаких следов. Я пишу ему записку — может быть, появится, соседи передадут.
*
Сижу в скверике.
Ломит спина, болят ноги. Я сижу и слушаю птичий гомон на верхушках древних платанов и думаю о том, что надвигаются сумерки и мне надо возвращаться в Париж, а я устала, я так устала, что мне не встать.
*
Хожу по Парижу. Спина ноет нестерпимо. Всё-таки хожу. Хожу по Парижу не таясь — какое странное чувство!
Пришла на Дёз авеню — улицу «Двух авеню сразу». Стою перед отелем, как раньше, — на середине мостовой. Окно комнаты, где жил Степан Гаврилович, светится, а где жил Вадим, темное...
Площадь Итали. Решетка сквера напротив мэрии, у которой стояли с Вадимом в то предрассветное утро. Всё как было, только тогда было утро и мы стояли тут с Вадимом, а сейчас вечер и я одна. Я огибаю мэрию и иду на улицу Веронезе.
Я стою на тротуаре и смотрю на потускневшее золото букв на черном мраморе доски: Отель «Веронезе». Центральное отопление. Горячая и холодная вода. Я не вхожу.