— Еще посмотрим ка́к! — запальчиво выкрикнул Жано и, сев, придвинул к себе тарелку с остывшим шпинатом.
— Похоже, струхнула мадам, — сказал Рене и подтянул свой стул к нашему столику. Жозефин тоже подсела к нам.
— Малость струхнула, — уже успокаиваясь, сказал Жано. — Мадам слабонервная и очень не любит студенческой бучи.
— Я думала, будет драка, — облегченно вздохнула я.
— Драка так драка, — усмехнулся Жано. Он отодвинул тарелку, достал из кармана пачку «Голуаз» и закурил.
— А ведь было пять минут до мордобития, — сказал Рене.
Жано взглянул на меня:
— Недаром Марина тряслась.
— Испугалась, Марина? — спросил Рене. Он протянул на столе руку и положил ее на мою.
— Был грешок. Не люблю драки.
— Вот и я, — сказала Жозефин, — терпеть не могу. Всегда боюсь, когда деретесь.
— Ничего, научим и тебя, — сказал Рене. — Сама первая с кулаками полезешь. Еще как! И тебя тоже, Марина...
В столовой стоял ровный жужжащий гул.
— Пойдем, что ли, — сказал Жано. Он потушил в пепельнице сигарету и поглядел вокруг, ища кого-то глазами.
— Пошли, — сказал Рене и встал. — Франсуаз и Луи там с тоски погибают.
Мы направились к выходу. Франс и Луи, увидев нас, тоже встали.
Пока мы шли между столиками и здоровались со знакомыми студентами, обмениваясь репликами, задерживаясь то тут, то там, мимо прошмыгнули двое «королевских молодчиков» и понеслись к дверям.
Жано посмотрел им вслед:
— Что-то затевают. Не поддаваться, ребята!
Выйдя из столовой, мы увидели человек десять «камло». Они стояли, загородив дорогу, выстроившись по стойке «смирно». Жано шепнул: «Провокация! Не реагировать!» — и в эту минуту «королевские», вперив в нас глаза, дружно выбросили руки в фашистском приветствии. Рене шагнул к ним. Но Жано схватил его за руку, шепнул: «Тихо! За мной!» — и мы молча обошли строй. Вслед нам понесся свист, но мы не обернулись.
— Всё-таки приятно, когда ты не дрянь, — сказал Рене, когда мы вышли на аллею.
— О ком это ты? — спросила я.
— О себе, разумеется.
Жано посмотрел на этого коренастого, с коричневым румянцем на скулах, упрямого бретонца. Усмехнулся.
Дойдя до конца аллеи, мы решили побродить немного по Ситэ, перед тем как вернуться в Латинский квартал и засесть в библиотеке Сент-Женевьев.
Мы шли между изящными коттеджами богатых студентов-иностранцев. Домики разных стилей: от крылатых пагод до пышного барокко. Останавливались, определяли по архитектуре домика страну и шли дальше.
— Луи, как думаешь, восстановят студентов? — спросила я. Отец Луи — генерал и член Административного совета. Может быть, Луи знает то, чего не знаем мы.
— Совет разберется, не беспокойся, — ответил Луи с аристократической небрежностью.
— Забарахтается мадам директриса, как курица в пруду, — улыбнулся Рене.
— И тихо опустится на дно, — добавил Жано. Он перешел на мою сторону. — Эта победа очень нужна. Тут уже не в одних парнях дело...
— Боже мой, скорее бы вернули этих студентов на работу! До чего надоело, — тяжело вздохнула Франсуаз.
— Ты помолись, Франс, — посоветовал Жано. — И святая Мадонна сразу всем поможет. Вот увидишь.
— Никогда еще ничего не исполнялось, о чем я молилась. А у тебя?
— А моя молитва сегодня, кажется, дошла до неба, — улыбнулся Жано.
— Во Франции революция начнется с Ситэ, — сказала Жозефин, — с «Университетской взаимопомощи».
— Твою руку, Жозе! — Жано протянул ей свою открытую ладонь, и Жозефин вложила в нее свою черную руку с розовой ладошкой.
Мы вернулись в Латинский квартал и, как обычно, отправились заниматься в библиотеку Сент-Женевьев.
Когда мы вышли из библиотеки, уже смеркалось. Все были за то, чтоб завернуть на часок в Люксембургский сад. У меня кружилась голова, было скверно на душе, и я не хотела никуда идти.
Как всегда, когда на душе у меня делалось тревожно, мне хотелось домой, к Тасе. Дома меня ждали кучи конвертов, которые я надписывала ради заработка. Мне хотелось скорее попрощаться и уйти и чтоб меня не упрашивали. Я всегда смущалась, когда меня просили остаться, и мне было трудно умолчать про эти конверты и про то, что мне надо работать.
— Черт, как бы это и нам хоть чуть-чуть миллионерами пожить, — мечтательно произнес Рене.
— А ты думаешь, так уж им и хорошо. Жить под вечным страхом... — улыбнулся Луи.
— А мне кажется, что тебе понравилось бы быть миллионером, — поддразнил его Жано.