Мой мир сегодня — мир поездов и вокзалов. Мир людей действия и мысли, — тех, что обращают других в свою веру просто прикоснувшись к ним рукой, наделив их новым именем и потребовав от них такого, чего не оплатишь деньгами.
*
Ровно в четыре часа я на углу улицы Вашингтон. Я спокойна, — слежки нет. Товарищ, которого я называю Гастон, решительным шагом идет мне навстречу с пакетом под мышкой, и мы с ним целуемся, и он, обняв меня за плечи, ведет в боковую улицу. Тут тоже — на горизонте чисто, и Гастон снимает с моих плеч руку, и его пакет уже в моей сумке под кулечками, и свернутым свитером, и морковочкой и брюковкой. Дополнительная пачка свежих листовок к последнему выпуску «Юма», которую повезу в Ле‑Ман.
— Ну? Как дела? — спрашивает меня Гастон и пристально всматривается в мои глаза.
— Хорошо. Даже очень хорошо.
Гастон улыбается. О чем-то думает, потом говорит:
— Смелость не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы тут же побороть страх.
— Все боятся, — говорю я. — Только дураки не боятся.
— Таких нам не надо. Нам нужны люди, которые идут в бой, полностью отдавая себе отчет в грозящей опасности.
Потом он еще сказал, что Серж — Сергей Кириллович — велел передать, что вчера друзья справлялись в консульстве, пока нет ничего, но что тревожиться не надо, так как почтовая связь с СССР настолько затруднена, что «считай — почти прервана», и мы спустились в метро и тут же расстались.
Я вышла из метро. Убедившись, что никто за мной не следит, я пошла по набережной.
Позади, где-то за Булонским лесом, медленно садилось зимнее солнце. Над застывшей в голубовато-сиреневом тумане Сеной лежал предвечерний покой...
Франция, твоя красота...
Иду вдоль реки, думаю о Вадиме, о прерванной с ним связи, о том, как крепко он держит ключ моей жизни, Вадим, мой Вадим... и еще я думаю о белозубом парне, с которым только что рассталась, и о том, другом, который завтра будет ждать меня в Ле-Мане, и еще о другом, который ждет мой чемодан в Руане, и еще я думаю о нежной заботе Сергея Кирилловича и чувствую, как сердце мое ширится от огромной любви к этим людям, чистым и ясным. Никогда еще я не чувствовала так остро, что люблю людей. Жизнь.
Февраль
Темь. Царит такая темь, что приходится идти, вытянув вперед руки. Я иду в метро Сен-Жермен-де-Пре, где назначена встреча.
*
...Несколько теней облепили выход из метро Клиши. Фельджандармерия. Полицейские инспектора. Останавливают, заставляют поднять руки. Я чувствую, как струйки холодного пота текут по ребрам. Они проверяют мои фальшивые документы, и я прохожу беспрепятственно, но позади меня кто-то попадает в расставленные сети. Делается это молча и корректно.
*
В назначенный час встретились с Мадо. Завтракали на авеню дю Мэн в маленьком бистро. Потом пошли побродить вокруг Монпарнасского вокзала. Я радуюсь каждой встрече с Мадо.
Стуча деревяшками, Мадлен говорит деловым тоном:
— Надо перебраться на Правый берег, кажется, мы тут примелькались.
— Особенно ты, — говорю я, — с твоими деревяшками.
Мадлен опускает глаза, она смотрит на свои красивые ноги, задерживает шаг и, приподняв ступню, стучит косточкой согнутого пальца по толстенной подошве:
— Надо бы полыми их делать, всегда что-нибудь спрятать можно.
*
И опять в дорогу.
...Не доезжая до Руана, пересаживаюсь в пригородный. В вагоне тесно. Ищу, где бы приткнуться с моим чемоданом. Рядом крестьянин жует кусок хлеба с колбасой. У меня текут слюнки.
Выхожу на перрон. У выхода в город — сыщик в штатском. Манера, с которой он осматривает проходящих, выдает его еще больше, чем серые гетры и английская кепка.
Я иду в «Отель де Пари» рядом с вокзалом, в вестибюле встречаю товарища, обмениваюсь с ним чемоданами, получаю такой же и возвращаюсь на перрон.
Я иду по перрону.
Я чувствую, что шпик не спускает с меня глаз.
Вот-вот... Пусть уж это будет скорее.
Я иду по перрону.
Он подходит ко мне и касается моей руки:
— Следуйте за мной!
Сижу у него в кабинете, Он рассматривает мои документы на имя мадемуазель Лембаль.
— Откройте!
В чемодане две старенькие рубашки, штопаный свитер, чиненые туфли, юбчонка...
— Что вы делали в «Отеле де Пари»?
— Зашла в уборную...
Он колеблется.
Куда еду? К тетушке в...
Всё в порядке. Я могу продолжать свой путь.
*
Идешь навстречу опасности, обливаясь холодным по́том. Всё-таки идешь.
Немецкая комендатура прекратила публикацию списков расстрелянных, — число их слишком велико.
*
Сопротивление Франции. Я включена в его круг. Меня включили в него мои французские друзья, ставшие моими братьями.