Социальное воспитание победит дефективность. Тогда, вероятно, нас не поймут, если мы скажем о слепом ребенке, что он дефективный, но о слепом скажут, что он слепой и о глухом – глухой и ничего больше.
Слепота означает отсутствие одного из органов чувств (анализаторов). Ошибку делают те педагоги, которые полагают, что сущность воспитательной работы со слепыми заключается в развитии у них остальных, сохранившихся органов восприятия – слуха, осязания и т. д. В научной литературе неоднократно указывалось: чрезвычайно распространенное общее мнение, будто слепые обладают исключительными музыкальными способностями, особо тонким слухом и будто все они прирожденные музыканты, глубоко ошибочно. Всякий слепой есть непременно слепой музыкант – так думают обычно. Между тем слепые не выдвинули до сих пор ни одного большого музыканта. И даже посредственные музыканты нечасто выходят из их среды. Только огромное количество церковных певчих, уличных музыкантов, таперов и оркестрантов для дешевой эстрады плодило прежнее музыкальное образование слепых. Оно идейно связано с легендой о биологической компенсации физического дефекта и должно отмереть вместе с последней. П. Трошин, наблюдая ощущения дефективных детей, отмечает, что обычные представления в педагогике о первостепенной и фундаментальной важности развития органов чувств сильно преувеличены. Сохранение анализаторов и даже развитие их совершенно не гарантируют сколько-нибудь высокого и сложного строя личности.
Очевидно, речь должна идти не о развитии органов восприятия как о первой задаче тифло- и сурдопедагогики, но о некоторых более сложных и целостных, активных и действенных формах детского опыта. Кто полагает, что дефект слепоты компенсируется воспитанием слуха и осязания, тот заблуждается и стоит всецело на старой точке зрения и вне круга социальной педагогики.
Создание социальной тифлопедагогики вместо медицински-филантропической – задача величайшей научной важности и огромной практической ценности. Сейчас может идти речь только о том, чтобы попытаться нащупать некоторые ее отдельные точки. Этой попытке и посвящена настоящая глава. На место биологической компенсации должна выступить идея социальной компенсации дефекта. Психика, особенно разум – функция социальной жизни. Голый физический стимул света не есть полная реальность; истолкование, даваемое ему посредством социальной деятельности и мысли, придает ему все богатство его значения, по мысли Дж. Дьюи (1907). Таким образом, слепота, лишающая только «голого физического стимула», не закрывает наглухо окон в мир, не лишает «полной реальности». Она лишь заставляет социальное истолкование этих физических стимулов перенести на другие стимулы и связать с ними. Она может быть компенсирована в большей мере другими стимулами. Важно научиться читать, а не просто видеть буквы. Важно узнавать людей и понимать их состояние, а не смотреть им в глаза. Работа глаза выступает в конце концов в подчиненной роли орудия для какой-либо деятельности и может быть заменена работой другого орудия. Совершенно справедлива мысль А.В. Бирилева, что слепой может пользоваться глазом другого человека, чужим опытом как орудием зрения. Здесь чужой глаз выступает в роли прибора или инструмента, вроде микроскопа или телескопа. Когда нам говорят, что изучение оптических явлений для слепого «возможно при условии использования другого человека в качестве орудия опыта, для ознакомления с исследуемым явлением» (А.В. Бирилев, 1924. С. 90), то здесь утверждается гораздо более широкая и важная истина, нежели только методическое правило, как проходить в школах для слепых одну из глав физики. Здесь устанавливается, независимо от ближайших практических выводов, та важная мысль, что такие вопросы, которые кажутся абсолютно неразрешимыми в круге индивидуального воспитания слепого ребенка, оказываются разрешимыми, как только привлекается другой человек.
В этом заключается целительный прыжок (salto vitale) тифлопедагогики и всякой специальной педагогики – выход за пределы индивидуалистической педагогики, из того «дуэта» между учителем и учеником, который лежал в основе традиционного воспитания. Как только к тифлопедагогическому процессу привлечен новый элемент – опыт другого человека, использование чужого глаза, сотрудничество со зрячим, – так сейчас же мы оказываемся на принципиально новой почве и слепой приобретает свой микроскоп и телескоп, которые безмерно расширяют его опыт и тесно вплетают его в общую ткань мира.