Подобно библейскому Давиду маленькие пастухи необыкновенно ловко владеют пращой, поражая глиняными шариками хищных зверей, диких голубей и другую дичь.
Однако гораздо более эффективным средством охоты является силок из конского волоса. Когда птица опускается на раму, чтобы поклевать рассыпанное там просо, она непременно попадает лапкой в одну из многочисленных петель и скоро превращается в жаркое.
Первые полчаса после восхода солнца — самое приятное время африканских суток. Солнце ласкает вас своими лучами не обжигая, и вы наслаждаетесь его теплом, стряхивая ночной озноб.
Старики и старухи вылезают на свет божий, чтобы хоть немного прогреть свои коченеющие тела. Но уже через полчаса становится так жарко, что они снова забираются в хижины и сидят там до следующего утра.
Утром, в первые минуты после восхода, девушки идут к реке, чтобы набрать воды и выкупаться, а предварительно вешают свои «шорты» на куст терновника. После купания они тщательно надевают свои тесемки, ибо купаться в общем можно и без одежды, но появиться в таком виде в деревне было бы ужасно неприлично.
Потом с полей возвращаются ребята; в руках у них коровий навоз, который они замешивают с водой, глиной и соломой и пришлепывают к глиняным стенам хижины. Когда навоз отваливается от стен, это означает, что он уже высох. Его употребляют как уголь в брикетах, чтобы согревать ночью глиняные ложа. Навоз тлеет медленно всю ночь, и от него при этом исходит не только тепло, но и весьма противный запах, который защищает людей от москитов.
Тем временем женщины варят в глиняном кувшине кашу из проса. Ее размешивают большой палкой, которая по величине не уступает рукоятке лопаты. В этом нет ничего удивительного, так как каша обладает примерно такой же вязкостью, как застывающий цемент. Кашу едят руками, а потом засовывают всю пятерню в рот и обсасывают пальцы. Ребята, только что кончившие месить навоз, тоже едят руками, и, если я не ошибаюсь, рук перед едой они не моют.
В тени под навесом, на котором сохло несколько корзин проса, каждый день сидел какой-то седобородый старик и раскладывал глиняные черепки.
Я так и не понял, в чем смысл этого таинственного пасьянса, но, по-видимому, он управлял какими-то сверхъестественными силами, ибо старик был местным жрецом и через глиняные черепки общался с духами.
Масса считают, что всем миром управляют два бога: добрый бог Алаима и злой бог — дьявол Мутна.
Поскольку Алаима известен и на том и на этом свете своей добротой, массаны нисколько с ним не считаются. Зато они изо всех сил стараются поддерживать хорошие отношения с дьяволом и подчиненными ему злыми духами, дабы они сотворили хоть на одну пакость меньше. Этих духов удается умилостивить с помощью различных жертвоприношений. Чаще всего масса выносят вечером за околицу какую нибудь еду, скажем кашу, курицу или пару яиц, и прожорливые духи съедают все с большим аппетитом. Во всяком случае на другое утро на месте жертвоприношения не остается ни крошки.
— Но вот следы шакалов! — заметил я однажды утром, когда мне показали место, откуда за ночь исчезли все принесенные в жертву яства.
— Совершенно верно, — ответили мне. — Дьявол часто принимает облик шакала или гиены.
Несколько дней назад в деревне умер ребенок, и жрец должен был определить, кто из злых приспешников дьявола Мутны повинен в этом несчастье: дух дерева Багаума или дух воды Мумунда? Нет, причудливая трещина на одном из черепков была неопровержимым свидетельством того, что ребенка убил злой Фулейна, незримо парящий в воздухе.
Последующие пасьянсы подскажут жрецу, какими жертвами можно будет умилостивить разгневанного духа. Поскольку Фулейна свирепствовал уже несколько недель подряд, было решено принести ему в жертву целого теленка.
Незадолго до полудня девушки о кувшинами на голове снова спускаются к реке, весело болтая и прыская от смеха. Потом они наполняют кувшины водой, снова ставят их на голову и возвращаются в деревню. Когда их беседа принимает слишком оживленный, а может быть, и чуть-чуть фривольный характер, вода из кувшинов начинает выплескиваться и оставляет извилистые полоски на их стройных коричневых телах.
Около часа дня жизнь в деревне постепенно замирает. Жара достигает сорока градусов по Цельсию. Даже куры соблюдают здесь сиесту, стараясь забиться в какую-нибудь дыру попрохладнее. Коровы собираются вокруг баобабов и уныло пережевывают жвачку. Птицы замолкают. Тишину нарушают лишь блины из навоза, которые, высыхая, с шумом падают на землю.