– Главный плюс молодого учителя в том, что он не понимает, чего несет.
Этим своим заявлением Анна Михайловна вьюношу не успокоила, но зато озадачила изрядно. Захотелось сразу уточнить, что же в этом хорошего? А еще понять, почему это «не понимает», и усомниться в том, что именно «несет»? И желательно все сразу.
Вопросы рванулись к выходу, столкнулись в дверном проеме рта и основательно застряли. И покуда они пихались, выясняя, кто тут самый интеллигентный и пропустит остальных галантнее прочих, прозвенел предательский звонок на урок.
Разговор прервался, и вспомнил о нем вьюноша только спустя пару лет.
Надо сказать, что в первой своей школе (школе N), молодой историк выживал недолго. Слишком много «часов», слишком много впечатлений, слишком много мата – всего оказалось слишком много. Неокрепшего вьюноши хватило только на одну четверть. Впрочем, это был тот редкий случай, когда совесть встала на сторону «защиты». Она решительно призвала все чувства к порядку, строго ударила молотком по судейской кафедре, и непререкаемым тоном заявила – невиновен!
Время шло, и спустя пару лет молодой историк понемногу начал понимать, кого и чему он учит на самом деле. Тут-то его и перекосило.
Совесть оценила перспективы, резво вернула на голову судейский парик и со злорадным смешком начала перебирать дела о первых годах работы. Ей, совести, было глубоко наплевать на то, что закон, якобы не имеет обратной силы. Это она тут – закон!
Вьюноша вспомнил многое. Вспомнил, как во время объяснения кальвинистской доктрины о предопределении девятиклассники устроили задорную драку. Или как целовались восьмиклассники в ходе его рассуждений о легитимности концепции «Третьего Рима». Или какие матерные пассажи выдавали пятиклассники прямо во время битвы при Тапсе. И многое другое. Вспомнил, и исполнился сочувствия к школьникам.
Подросший, хотя все еще молодежно-прыщавый профессионализм выступил главным обвинителем.
– Материал был слишком сложный. Дети не могли его понять. У них не было банальных базовых знаний, а к ним лезли со сложными нюансами. – Заявил он.
– Два с лишним месяца отнимал у детей время. – Дало показания занудство.
– Дерьмо ты, – выкрикнула из зала самооценка.
Вьюноша покрылся испариной и попытался скрыться от правосудия в мире алкоголя. Старшие коллеги посоветовали. Намекнули, что беженцев оттуда не выдают.
На самом деле громкое название «бар» изрядно бы польстило тому заведению, где молодой историк обычно пытался договориться с совестью. Это был самый натуральный шалман, главное достоинство которого заключалось в дешевой водке и относительно человеческой шаверме.
Для умеренно-интеллигентной публики сие заведение имело еще одно неоспоримое достоинство. Шалман делился на две неравные половины. Та, что поближе к выходу предназначалась для тех, кто не готов отстаивать свои национальные, политические и прочие взгляды в честном формате мордобоя.
В глубинах же скрывался «Бойцовский клуб», неряшливо замаскированный под обшарпанную кальянную. Мускулистая часть общества там жила, цвела желтыми бутонами синяков и пахла синими ароматами похмелья.
Благодаря столь мудрому архитектурному решению, хрупкая часть общества могла чувствовать себя преимущественно в безопасности. Впрочем, иногда, мускулистые протуберанцы все же выплескивались ближе к выходу.
Случилось так, что в шалман заглянули двое опьяненных свежей свободой дембелей. Следовали они, конечно, в «клуб», но только до искомого места не дошли, споткнувшись о пожилую американскую супружескую пару. Счастливые солдатики, заинтересовались потенциальным Врагом и вступили с ним в прямой контакт. Вьюношу с другом служивые непринужденно привлекли к беседе в качестве переводчиков.
Встреча на Эльбе прошла в целом мирно. Страшновато было лишь однажды, когда солдатики вспомнили, что у Врага надо обязательно отбить женщину. Вспомнили, и немедленно приступили к делу. Американской барышне, на взгляд было под восемьдесят. Ее воинственному русскому визави около двадцати. Но разве возраст был когда-нибудь помехой любви?! Дембель был горяч, он к тому моменту как раз достиг температуры сорока градусов, придя в состояние полного равновесия с водкой. Душа его требовала поступков. Он решительно увлек старушку на танцпол и наглядно показал ей, что в России тоже умеют танцевать рок’н’ролл. Бабушка летала по залу в немыслимых фусах, тодесах, и, прости небеса, беттаринях. Дедушка и переводчики хватались за сердце на каждом удачном «солнце» или дюлейне. Они бы и хотели вмешаться, но прочно удерживались на месте напарником танцора.