Когда болезнь погубила их мать, отец Кончжи напился и решил убить его и покончить с собой. Кончжи спрятался у нас в сарае и отказывался выходить оттуда даже после смерти отца. Я ничем не могла помочь ему, пока он сидел, запершись там в темноте, и голодал. Когда вспоминаю об этом… время разбивается на осколки. Не помню, в каком порядке все произошло…… Нет, никакой последовательности и не было. Все разрушилось в один миг. Отец Кончжи, моя мама, родственники, соседи погибли в одно время, в мгновение ока. Я не спала, а солнце продолжало вставать. Я не могла дышать, но не умирала. Я бодрствовала, но не могла понять, действительно ли происходит все то, что я вижу и слышу, или мне снится кошмарный сон. Видя охваченные огнем дома, я сомневалась, не моих ли это рук дело. При виде трупов меня бросало в холод от ужаса – что, если убийца – я? Вселенная зашлась в каком-то безобразном танце. Жуткая музыка наполнила мир. Я молчала, но проклятия лились сами. Я не плакала, но слезы текли. Усаживаясь в грузовик, который должен был увезти нас, я встретилась взглядом с Кончжи – он стоял у входа в сарай и молча смотрел, как мы готовились к отъезду. Лишь в тот миг меня осенило, что он до сих пор жив. Я подбежала к нему и схватила за руку. Он стал сопротивляться и уцепился за дверь, отказываясь выходить наружу. Я тянула так отчаянно, что почти легла на землю – мы словно играли в перетягивание каната, – но Кончжи не двигался с места. Папа быстро вылез из машины, взял меня на руки и затолкал в кузов. Я завизжала и бросилась обратно к Кончжи. Если папа собирался увезти меня, то он должен был взять с собой и его. Члены нашей семьи относились с прохладой к неродному им Кончжи. Однако он не стушевался. Теперь он был гораздо увереннее в себе, чем в прежние времена в Корее.
– Чина, – с отстраненным взглядом позвал он меня недавно. – Я тут вспомнил, как однажды смотрел футбол в парикмахерской. Был матч с Катаром. Один дядька, который пришел стричься и тоже смотрел матч, разозлился и стал ругаться, а потом говорит: «А, так в футбол ногами играют!»
Я ждала продолжения его рассказа.
– Он ругался из-за того, что они играли в футбол ногами, – объяснил Кончжи.
Только теперь я поняла и улыбнулась.
– А твоя мама – ему: «Понятное дело, что в футбол ногами играют, не языком же, как некоторые!»
Эта сцена представилась мне так ярко, что я прыснула, но потом подавила смех. Я почувствовала на себе холодные взгляды взрослых.
Беженцы, потерявшие близких, мы не имели права смеяться.
Мы оставили шутки и смех в родных землях.
Взрослые не произносили слов, если это не было необходимо. Для них слова были как колодезное ведро, которое вытаскивает на поверхность чувства. Чем больше говорилось слов, тем больше выливалось обвинений, упреков и прочего ледяного недовольства. Никто не устраивал громких ссор и не бросал обидных оскорблений, но в конце каждого разговора, тем не менее, проскальзывал холодок. И взгляды, и слова были пронизаны укором и самобичеванием, в них читалось, что все мы – последние люди, провинившиеся в том, что остались в живых и бежали. Я понимала: все это от горя. Оттого, что давило близкое присутствие смерти. Оттого, что ни освободиться от воспоминаний, ни представить себе будущее мы не могли. Поэтому я не хотела и дальше уподобляться всему этому несчастью. Я не хотела презирать свое существование. Что такое жизнь и смерть, я еще не вполне разобралась, но точно знала, что не хочу считать свою жизнь преступлением или ошибкой. С такими мыслями я не смогла бы вынести ни смерть мамы, ни свое собственное существование.
Я могу ошибаться, думая так, но……
Однажды ночью Кончжи признался, что теперь, когда не нужно ходить в школу, когда больше нет отца, когда все вокруг одинаково несчастны – в такой действительности ему порой спокойнее. По крайней мере, теперь его больше не посещают мысли о самоубийстве. И если бы вдруг пришлось вернуться в Корею и снова пойти в школу, он уже не дал бы себя избивать, но все-таки было бы лучше, если бы такого «вдруг» не произошло.
– Не хочешь возвращаться в Корею?
– Там теперь ничего хорошего. Твоей мамы тоже больше нет.
– Тогда куда ты пойдешь? Уже придумал?
– Я много думал об этом……
Кончжи думал о будущем. Тот самый мальчик, который прежде твердил, что лучше подохнуть, чем жить, как он.
– Наверное, хорошо там, где рядом круглый год теплое море.
Кончжи сказал, что не остановится, пока не доберется до такого места, даже если путь будет долгим. Сказал, что построит на берегу дом, будет жить там и плавать в океане. Сказал, что будет ловить рыбу, собирать сладкие с кислинкой фрукты и дарить любимому человеку. У него была мечта. Мечта, которой не существовало в Корее, появилась после катастрофы.