Оставив все, мы преодолели нелегкий путь до Владивостока, где снова впали в замешательство: а куда ехать дальше? Наше место теперь здесь? Впрочем, просторы впереди были бескрайние. Можно было ехать и ехать. Мы могли сколько угодно скитаться по материку, спасаясь от вируса и бандитов. Могли смотреть на закат не там, где смотрели вчера, а завтра – не там, где сегодня. Могли бежать от настоящего на всех скоростях. Причина бежать пробивала земную твердь, взмывала в небо, точно солнце, и освещала каждый наш день. В тех краях все верили в бога: божий промысел, божья милость и благодать, божий дар, забота Господа, всеведущее око Господа…… Я верила в их бога и страшилась его. Так изменила меня местная природа, пугающе и бессмысленно раскинувшаяся до самого горизонта и как будто заявлявшая, что люди – совершенно никчемные существа.
Из угла крохотной церквушки где-то в окрестностях Улан-Удэ, прижимая к себе младшую сестру, на меня смотрела Тори. Я впихнула в ее руки Хэмина и захлопнула за собой дверь. На российской земле мой ребенок остался с чужим человеком впервые. Тори обхватила Хэмина так же, как сестру, и сжалась в комок. Убедившись, что бандиты скрылись, я вернулась за сыном в церковь. Когда я открыла дверь, Тори бормотала:
– Бог гневается. Здешний бог гневается. Велит быстрее убираться отсюда.
В следующий раз я встретила ее в Томске, но бога она больше не боялась. Она уже не верила в него. Не верила и потому не проклинала. Такая Тори внушала страх, и такой Тори хотела верить я.
Сейчас мне больше семидесяти лет, а может уже и все восемьдесят. Я прожила очень долгую жизнь. По сравнению с числом прожитых мной лет та пара месяцев, проведенных в России, – меньше, чем одна овца в стаде из ста голов. Однако ее я помню ярче всего. Я помню всех вас, каждый прожитый с вами день.
Господь на меня теперь не гневается. Я ему больше не интересна. Благодаря этому я и прожила так долго. Если бы только можно было разделить эту горькую жизнь с моей дочерью…
Вы когда-нибудь слышали о Корее?
Интересно, существует ли она до сих пор.
Однажды мне пришлось бежать в Россию, чтобы спастись от сокрушившей мир катастрофы. Тогда мне было тридцать восемь лет.
К солнцу за горизонт
Тори
Я думаю лишь об одном: «Нельзя оставлять Мисо. Поэтому я обязана выжить любой ценой. Я должна жить и выполнять свой долг. Мой долг – не оставлять Мисо». Эти слова – заклинание в репризе, бесконечная молитва, обращенная ко мне самой. Перед смертью мама просила папу позаботиться о нас. Папа, умирая, просил меня позаботиться о Мисо. Словно тайный ключик в легенде, Мисо передалась от мамы к папе, а от папы перешла ко мне. Интересно, о чем я попрошу ее перед своей смертью? Наверное, скажу ей, что люблю. Попрошу ее позаботиться о моей любви. Она постарается выжить ради выполнения моей просьбы. С любовью в сердце она будет мчать вперед, до самого края света.
«Все будет нормально! – утешали нас родители. – Человек – существо изобретательное и очень упертое. Умные люди вот-вот найдут ключ к решению проблемы, нам нужно лишь дождаться». Но я считала по-другому. Я чувствовала, что человечество не переживет этой катастрофы. Человек скорее доведет кризисную ситуацию до тупиковой. Умные люди ищут ключ не к решению проблемы, а лишь к большей катастрофе. Поэтому мне пришлось прибегать к методам, отличным от тех, что выбирали мои родители. В день, когда умер папа, я собрала вещи. Сложила самое необходимое – лишь то, что можно было нести на себе, передвигаясь бегом. Взяв Мисо за руку, я без раздумий отправилась в порт Инчхон. Нужно было узнать, ходят ли в сложившейся обстановке паромы, и – да, паромы были. Однако билеты стоили неимоверных денег. Их продавали люди, которые и в катастрофе разглядели улыбку Фортуны. Люди, которые не голодали даже во время катаклизма и которым незачем было бежать. Они жили в каком-то своем далеком заоблачном мире. Тем, кто собирался сесть на паром, оставалось лишь выложить им столько золота и бриллиантов, сколько они запрашивали. На одно золотое кольцо нельзя было выменять и жеваной жвачки. Однако бог, забрав родителей, взамен одарил меня чудесной силой – талантом воровства. Новая я гораздо лучше понимала, что именно мне нужно, и где оно находится. Так, я нырнула в преисподнюю, где смешались резня, свары и стенания, и, словно мышь, умыкнула билеты на паром. Паром был до Циндао. В Циндао я снова пошла на воровство. Таким образом мы добрались до Улан-Удэ. Интересно, что стало с людьми, чьи билеты я похитила? Ведь тем, что я украла на самом деле, были не билеты и не деньги. Я украла жизни. Я была проклята множеством людей.