— Наверное, мне следует просто держать рот на замке, — сказал он, понизив голос на несколько октав, — так что я не говорю ничего, что могло бы все испортить.
— Это было бы самым умным поступком, который ты когда-либо делал.
— Да, вау. Двадцать минут помолвлены, а я уже другой человек. — Она наблюдала в отражении в окне, как внимание Августа скользнуло вниз по ее шее. Почувствовала, как его сердце ускорилось на ее плече. — Но не могу не отметить…
— Боже, ты отказываешься уходить от этого пути.
— …Что, может быть, ты боишься меня поцеловать.
Она пригвоздила его взглядом, ее пульс участился из-за их положения — лица были на расстоянии не более нескольких дюймов друг от друга, его рука, защищающая ее спину, слегка согнулась, как будто он хотел притянуть ее ближе. Всю дорогу у себя на коленях. Его пятичасовая тень, которая не была видна, когда он прибыл, начала темнеть на его подбородке, а его галстук был немного кривоват. Крепкий солдат, вынужденный надеть костюм и жениться. Для нее. На ней.
Они были командой, нравится ей это или нет. У Натали было предчувствие, что следующая фраза из его рта поставит ее в неловкое положение или нет.
— Почему я боюсь целовать тебя? Я имею в виду, кроме нашего общего отталкивания.
Он дерзко пожал плечами.
— Ты боишься получить от этого удовольствие.
— Ты действительно думаешь, что я куплюсь на это? — выпалила она.
— На что? Это правда. Ты терпеть не можешь мою задницу, но если мы поцелуемся, ты забудешь об этом.
— О ненависти к тебе? — Она усмехнулась. — Скорее всего, нет.
Словно чтобы разоблачить ее блеф, раздался громкий свисток, и поезд рванулся вперед, отчего Натали врезалась в грудь Августа, а ее зад аккуратно скользнул ему на колени, где она с раздражением обнаружила, что он подходит ей как перчатка. Он зашипел на вдохе, его рука оторвалась от ее спины, чтобы схватиться за край бархатного кресла.
— Слушай, я могу предупредить тебя, что мне будет тяжело.
— Серьезно? — Его ширинка быстро раздулась под ее попой, отчего ее кожа покраснела. Не взволнована. Она не была взволнована. Возможно, если бы она продолжала повторять эти слова, они стали бы правдой. — Прошло немало времени?
— Десять минут или десять лет воздержания, Натали, мне все равно будет тяжело с твоей задницей. Но, да, раз уж мы заговорили об этом, прошло какое-то время. Ты?
Она не могла скрыть своего удивления тем, что он вслух признал приступ засухи. Удивлена настолько, что сказала свою правду, не подумав.
— Да. Ты должен был стать моим отвлечением.
— Отвлечением от чего? — резко спросил он, мышцы его груди напряглись.
Это верно. Он не знал. Конечно, нет. Почему он?
— Я была помолвлена. — Она старалась, чтобы ее тон был светлым. — В Нью-Йорке. Теперь нет.
Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать это, и между его бровями образовался настоящий каньон.
— Почему?
— Я не хочу об этом говорить, ясно? Не прямо сейчас.
Эти длинные пальцы сжались на ее спине.
— Он все еще при делах?
— Нет. — По какой-то причине она почувствовала необходимость посмотреть ему в глаза и запечатлеть на нем свой ответ. — Нет. Мы с тобой только что обручились, Август.
Очевидно, что нет.
Казалось, от облегчения его зрачки расширились.
— Хорошо.
— Хорошо?
Прошло несколько секунд, в течение которых она обнаружила, что изучает углубление в центре его нижней губы. Щетина появляется только над более твердой верхней. А почему было-то… раздражающе сексуально из-за того, что ее ноги не касаются земли, сидя у него на коленях?
— Это то, что я сказал. Хорошо, — повторил он, и что-то мелькнуло в его глазах. — Не хотелось бы отражать конкуренцию моей фальшивой невесте, верно?
— Верно. — Эта крошечная раковина разочарования, которую она чувствовала, была невероятно нездоровой. — Что ж, тебе не о чем беспокоиться.
На его щеке дернулся мускул.
— Хорошо.
— Перестань говорить «хорошо».
— Прекрасно. — Напряжение свернулось между ними, как медная пружина, и она не могла указать пальцем на источник. Возбуждение — его, а не ее — было очевидным ответом, но, казалось, было что-то еще. Однако в некотором роде ей бросали вызов, это было очевидно. Август наклонился, приблизив свой рот к ее губам на дюйм. Они были полностью защищены от остального вагона. Напа танцевала во всем своем богатом, залитом закатом великолепии, виноградные лозы тянулись к холмистой местности и угасающему солнечному свету, но она почти ничего не замечала. Только дыхание этого мужчины на ее губах и его сила, окружающая ее. — Именно так, Натали, мне не составит труда отбиться от какого-нибудь городского мальчишки в мокасинах.