Из нее вырвался сдавленный смех.
— Последнее место, я полагаю?
— Они не очень поняли мое художественное видение.
Она пробежала глазами по нему, словно пытаясь представить сцену, и сжала губы, чтобы подавить улыбку, колеблясь. Затем, судорожно перекатываясь через плечо, она призналась:
— Я склонна использовать алкоголь как средство преодоления трудностей. Конечно, я делаю так. Я взрослый человек, живущий в этом мире. — Она прикусила внутреннюю сторону щеки, выражение ее эмоций так быстро переполняло гамму эмоций, что ему пришлось сосредоточиться на том, чтобы не отставать. Черт, она была чем-то невероятным. — Однако в старших классах это было больше… импульсивным действием для получения внимание, в котором я нуждалась. Джулиан так легко это понял. Внимание к его достижениям и его мудрому способу решения проблемы. У меня не было ни одного из его качеств, и я, наверное, запаниковала. Я начала чувствовать себя невидимой. Когда я много пила и вела себя безрассудно, люди хотя бы обращали на меня внимание. Они думали, что я смешная. Тусовщица.
Август умирал от желания закричать, что все, кто не обращает на нее внимания, должно быть, полные идиоты, но он боялся перебить ее неправильным чувством и заставить ее закрыться. Бог знал, что у них уже были разногласия из-за его склонности говорить не то дерьмо.
Это не помешало ему устно защитить ее. Может еще пообниматься.
— Мои родители отправили меня в реабилитационный центр на две недели, чтобы напугать меня больше всего. Я проделала слишком много трюков — я думаю, что последней каплей, было то, что я выбелила гигантский номер шестьдесят девять на футбольном поле в ночь перед возвращением домой…
— Умница.
Они ударили кулаками.
Потом выглядел потрясенным, что они сделали это.
— … и моя репутация начала выставлять винодельню в негативном свете. Звучит знакомо, не так ли? — Ее улыбка была натянутой, но она с любопытством смотрела на свой кулак, словно все еще осознавая тот факт, что он столкнулся с его кулаком. — Это сработало. Я действительно испугалась.
Эти слова, сказанные таким обыденным тоном, вызвали отрицание в августе.
— Кто тебя напугал? — рявкнул он.
— Я. — На ее лбу образовалась морщинка. — Я. Когда-то у меня не было праздничной магии, за которой можно было бы спрятаться, все, что у меня было, это я. Мне нужно было понять, в чем я хороша. Помимо вечеринок.
Августу очень хотелось, чтобы он был в состоянии поднять Натали и обнять ее — и заставить ее поклясться Богом, что никто не напугал ее в реабилитационном центре, — но это была важная информация. Ему нужно было слушать, а не просто реагировать.
— Значит, когда я высмеиваю тебя за то, что ты пьешь слишком много вина, ты чувствуешь себя несчастной, — сказал он очень медленно, собирая все воедино. — Потому что ты хочешь, чтобы тебя признали за другие вещи, в которых ты хороша? Как дерьмо с Уолл-Стрит?
Она не совсем скрывала свое веселье.
— Способ справиться с этим, большой парень.
Он выдохнул, затаив дыхание.
— У меня кровь из носа?
— Нет. Это все еще уродливо, но ты молодец. — Ее губы дернулись, а затем замерли. — Наверное… да. Я сейчас не очень хорошо разбираюсь в дерьме с Уолл-Стрит, поэтому, когда ты постоянно шутишь о выпивке…
— Это напоминает тебе семнадцать лет. Когда пьянство и вечеринки были всем, что у тебя было.
— А я чувствую себя неважно. — Цвет ее щек стал более глубоким. — Из-за этого.
В животе закрутилось огненное колесо.
— Мне не нравится, что ты чувствуешь себя не очень хорошо. Что я сделал тебе. Мне жаль. — Он сделал шаг к Натали и вздернул ее подбородок, восхищаясь плавными линиями ее шеи, тем, как ее веки слегка опустились от его прикосновения. Как он мог постоянно конфликтовать с кем-то настолько аккуратным? — Больше никаких шуток о вине.
— Все остальное — честная игра?
— Я имею в виду, что я должен отплатить тебе за этот комментарий с уродливым носом, верно?
На долю секунды Натали уткнулась лицом в его ладонь и вздохнула, прежде чем покачать головой и отступить.
— Думаешь, мы сможем избежать драки в течение получаса, пока придумываем, как поставить «гражданское» в гражданскую церемонию? Потому что Коринн была занята…
— Да, мэм, — протянул он, подмигивая ей вслед. — Но я оставлю свою рубашку. Пожалуйста.
— Боже мой. — Она отчаянно махнула рукой. — Вонь от тебя.
— У тяжелой работы есть своя цена. Ты бы знала это, если бы когда-нибудь попробовала.