Тот факт, что Август Кейтс собирался покинуть остров Святой Елены в ближайшее время, не имел ничего общего с ее внезапной необходимостью уехать. Ничего подобного. Этот большой, некомпетентный шут и его решения не имели никакого отношения к ее жизни. Так почему пустота в животе? Она была там с тех пор, как он вчера подошел к столу, чтобы оценить свое вино. У этого человека на плече была щепка размером с Денвер, но у него всегда была какая-то… нежность в глазах. Расслабленное, наблюдательное качество, которое говорило о том, что я видела все. Я могу справиться с чем угодно.
Но вчера такого не было.
И это застало Натали врасплох, как сильно она ее бросила.
Он выглядел смирившимся. Закрытым.
Теперь, высушивая волосы перед запотевшим зеркалом в ванной, она не могла притвориться, что дырка в ее животе не становится шире. Куда пойдет Август? Что он будет делать теперь, когда виноделие будет снято со стола?
Кем был Август Кейтс?
Часть ее — часть, в которой она никогда бы не призналась вслух, — задавалась вопросом, узнает ли она это в конечном счете. В момент слабости. Или случайно.
Она ждала этого?
Натали резким движением выключила фен, в последний раз провела расческой по своим длинным черным волосам и вышла из ванной, подойдя к шкафу. Она надела черное платье-свитер без рукавов и кожаные лоферы, накрасила губы нюдовой помадой и надела золотые серьги. К тому времени, как она закончила, она увидела через окно гостевой комнаты, что в главном доме горит свет, и глубоко вздохнула, прогоняя дрожь.
Худшее, что Коринн могла сказать, было — нет, напомнила себе Натали, поднимаясь по тропинке, ведущей вдоль благоухающего виноградника. Солнце еще не взошло, но голая золотая кайма очерчивала гору Святой Елены. Она почти чувствовала, как виноград просыпается и поворачивается к обещанию тепла свыше. Часть ее искренне любила это место. Не сделать этого было невозможно. Запах плодородной земли, традиции, волшебство, замысловатый процесс. Тысячи лет назад какие-то трудолюбивые — и, вероятно, скучающие — люди закопали под землю бутылки с виноградным соком на зиму и изобрели вино, что подтвердило теорию Натали: где есть желание напиться, черт возьми, там и способ.
Она остановилась у подножия крыльца, ведущего к главному дому. Очарование старого мира сочилось из каждого дюйма дома ее детства. Под каждым окном в цветочных ящиках росла зелень, кресла-качалки призывали людей сесть и расслабиться, а журчание водопровода в бассейне было слышно из передней части дома, хотя он находился за ним. Великолепная усадьба, которая никогда не переставала сводить посетителей винодельни в обморок. Место было невероятным. Но ей больше нравился гостевой дом, чем поместье, где она жила с рождения до колледжа. И прямо сейчас все, что она представляла, было препятствием впереди.
Через мгновение она постучала в дверь и услышала звук приближающихся шагов с другой стороны. Глазок потемнел, замок повернулся — и тут она посмотрела на Коринн.
— Серьезно? — Натали вздохнула, бросив взгляд на свою величавую мать, оценив приглаженные черно-седые волосы и идеальную осанку. Даже морщины у нее были искусные, допущенные на ее лицо только по приглашению. — Ты полностью одета в пять часов утра?
— То же самое я могу сказать и о тебе, — без промедления ответила Коринн.
— Верно, — сказала Натали, проскальзывая в дом без приглашения. — Но я здесь не живу. У тебя вообще есть халат?
— Ты пришла сюда, чтобы обсудить одежду для сна?
— Нет. Не смеши меня…
Коринн плотно закрыла дверь, затем заперла ее.
— Конечно, у меня есть халат. Обычно я ношу его как минимум до семи, но сегодня утром у меня онлайн встречи. — Нехарактерным движением ее мать позволила себе улыбнуться, прежде чем улыбка была быстро подавлена. — Твой брат заключил сделку, согласно которой мы являемся официальным вином нескольких свадебных площадок на побережье Калифорнии. Он действительно помогает изменить ситуацию для нас.
— Да, это он. — Натали не могла не почувствовать искру гордости за своего брата. В конце концов, он преодолел собственный багаж, относящийся к этому месту, и приземлился на другой стороне гораздо лучше. В то же время, однако, Натали не могла игнорировать задумчивость, дрейфующую в ее груди. Боже, хоть раз она хотела бы, чтобы кто-нибудь говорил о ней так, как Коринн говорила о Джулиане. Как будто она была живой. Ценной. Желанной и нужной. — Трудно сказать ему «нет», когда он говорит своим строгим профессорским голосом. Возвращает людей обратно в седьмой класс.