Еще позавчера на рассвете пришел приказ готовиться к встрече первой эскадрильи. Ждали к вечеру, но не пустила погода. Вчерашний день пролетел в ленивых перебранках с метео. Сегодня позвонили: на трассе проясняется, ждите.
Повесив трубку, Чиж разволновался и, чтобы никто этого не заметил, ушел в тень «высотки» и прикинулся спящим. Пусть думают, что он спокоен, так лучше для всех. Но больше никто не звонил, и Чиж в самом деле успокоился.
Новые самолеты? Ну и что? Самолеты и в Африке самолеты. Сколько их пришлось перевидеть за свой век! Сколько облетать! Покладистых и норовистых, поршневых и реактивных. А тут всего-навсего принять на аэродром эскадрилью. Иная аэродинамика, конечно, иные посадочные характеристики, но машины пилотируют его чижата: его руки, его глаза – одним словом, летчики. И коль им дано «добро» лететь домой на новых самолетах, стало быть, чему-то научились. Сядут.
На фронте все проще делалось. Правда, и машины были попроще. Начинал учебу Чиж в тылу на ЯК-1. Прибыл на фронт – ему дают новенький ЯК-3. Все вроде то же самое и вместе с тем – непривычно.
Был у него комэска Филимон Качев. Молчун, каких Чижу никогда в жизни не доводилось видеть. Летчики смеялись: Филимона только по радио и слышим. Принимая в эскадрилью сержанта Чижа, Качев внимательно перелистал его летную книжку, постучал по обложке пальцами и сказал:
– Примешь «десятку». Двое суток из кабины не вылезать.
Чиж приказ исполнял буквально. На Украине стояли теплые сентябрьские ночи, в кабине было уютно и надежно. Чиж наспех перекусывал, даже не обращая внимания, что техник его подкармливает добытым где-то доппайком, тщательно вытирал руки, прежде чем надеть кожаные перчатки, и продолжал «полеты». Сначала он сочинял задание, определял состав противника и, согласно этой легенде, начинал «действовать». Условно, естественно. Подготовка к запуску, запуск, выруливание на старт, взлет, набор высоты и далее – бой.
Женя Гулак – техник его самолета – лежал под крылом с раскрытой книгой. Когда Чиж узнал, что вместо инструкции к ЯК-3 Гулак читает «Графа Монте-Кристо», хотел тут же у самолета побить этого ангела-хранителя. Удержало уважение к возрасту – Гулак был старше Чижа на целых пять лет, да и на фронте с первого дня войны.
Когда Чиж остыл, техник снисходительно улыбнулся:
– Фамилия мне твоя по душе, – сказал он. – Характер у тебя летный, пашешь глубоко. А за меня будь спок, я этот самолетик еще на конвейере прощупал…
Позже Чиж узнал, что Гулак в числе других техников ездил на завод получать новые самолеты, помогал в их сборке и даже встречался с самим Яковлевым. Да и в деле он доказал, что за его знания переживать не следует.
Когда истекли вторые сутки освоения новой техники, Чижа разбудил в кабине Филимон Качев. Капитан был строг и молчалив. Только спросил:
– Готов?
– Так точно, – ответил Чиж.
Качев ушел. А спустя полчаса Чиж получил приказ на вылет. Ведущим шел сам комэска.
Уже на разбеге Чиж почувствовал легкость и мощь нового самолета. В воздухе он оценил его маневренность и скорость. Особенно когда завязался бой с «фоккерами».
Задача ведомого – прикрывать тылы ведущего. Да и свой хвост подставлять не следует. И Чиж то и дело просматривал заднюю полусферу. В какое-то мгновение он прозевал начало маневра ведущего и, когда увидел его самолет, покрылся потом. В хвост Филимону пристраивался фриц.
Дав мотору полный газ, Чиж бросил ЯК на крыло и зримо почувствовал, как выигрывает время и расстояние у фашиста. «Фоккер» сам залез Чижу под пушки, и тот по-деловому коротко нажал гашетку. Удар, видимо, пришелся по бензобакам. «Фокке-Вульф-190», окутавшись пламенем и дымом, сразу развалился на куски.
– Молодец! – только и сказал комэска.
Видимо, взорвавшийся «фоккер» пошатнул психику его партнеров по звену. Они дружно отвалили в сторону и, попросту говоря, дали деру.
На обеде Филимон разговорился.
– Я вылетел посмотреть его пилотаж, а он начал «фоккеры» сшибать, – сказал он на полном серьезе. – Теперь придется наградной писать.
Филимон Качев погиб непростительно глупо. За полчаса до его возвращения из боя какой-то одинокий бомбардировщик сбросил на аэродром две бомбы. Одна из них взорвалась на летном поле, другая в лесу, не причинив никакого вреда. Но воронку при посадке «нашел» самолет Филимона. Истребитель скопотировал, а летчик, ударившись головой о прицел, погиб. Его похоронили недалеко от Кенигсберга у шоссейной дороги, ведущей на Тильзит. Только на похоронах и узнали летчики, сколько орденов получил за свою короткую жизнь их боевой комэска. Еще узнали, что Филимон Качев – воспитанник колонии имени Ф. Э. Дзержинского, что у него не осталось на этом свете ни одного родного человека, что даже Роза Халитова из метеослужбы, которая была влюблена в него и с которой он встречался иногда в нелетную погоду, месяц назад убыла в другую часть, не сообщив никому своего адреса.
«Значит, мы, оставшиеся в живых, обязаны сохранить это имя в своей памяти, – думал тогда Чиж, – рассказать о нем своим детям и внукам, чтобы они рассказали своим детям и внукам. Вместе с человеком не должно умирать его имя. Живые должны его помнить».
Половину этой клятвы Чиж добросовестно выполнил. В любом случае, когда у него возникала необходимость сослаться на чей-то нравственный пример, Чиж говорил:
– Мой друг Филимон Качев в подобной ситуации поступал иначе…
Юля с детства усвоила эту фразу и, если обстоятельства ее ставили перед трудным выбором, спрашивала отца:
– Как бы в этом случае поступил твой друг Филимон Качев?
Рассказывая о своем комэска, Чиж не лукавил. Они действительно подружились после первого боевого вылета. Чиж стал у Филимона постоянным ведомым, даже после присвоения Чижу офицерского звания они летали вместе, хотя многие однокашники-лейтенанты в то время уже сами выводили молодых пилотов.
Чиж не рвался в лидеры. Когда завязывался воздушный бой, трудно было сказать, кто у кого ведомый. Они оба бережно охраняли друг друга, умели если надо поменяться местами, из-за крыла, как любил говорить Филимон, ударить по фрицу и тут же прикрыть хвост товарищу.
После похорон Качева Чижу приказали принять эскадрилью. Оказалось, что Филимон был молчаливым только с подчиненными. Командир полка с его слов знал буквально все о летчиках Филимонова войска. Эскадрилья носила это шутливое название до самой победы. А Качеву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
– Хватит притворяться, папуля, – сказала Юля, – укладывая на голову венок. – На кого я похожа?
– Флора! – Чиж подвинулся, освобождая место дочери. – Уставом подобный головной убор не предусмотрен, между прочим.
Юля вытащила из кармана зеркальце, подышала на него, протерла обшлагом рубашки и выставила руку вперед. Зеркальце было повернуто так, чтобы видеть лицо Чижа.
– Что ты там увидела?
– Что ты у меня самый красивый полковник во всей военной авиации.
– Понятно, – усмехнулся Чиж, – что будешь просить?
– Магнитофон. Говорят, что с магнитофоном очень удобно изучать английский.
– Марка?
– «Сони», «Филлипс», «Грюндиг».
– У нас в магазине?
– В комиссионке, в Ленинграде.
– По маме заскучала?
Юля не ответила.
– Ну что ж, магнитофон – дело хорошее. В субботу получишь увольнительную.
– Спасибо, – Юля чмокнула Чижа в щеку. – Ты у меня действительно самый красивый полковник в авиации.
– Юля, имей совесть.
– Ну, согласись, тащиться по Ленинграду с магнитофоном такой хрупкой девочке.
– Не смогу я, наверное. – Чиж достал трубку, коробку с табаком. – Можно?
Юля обиженно пожала плечами.
– Вторая сегодня, – в его голосе звучала мольба.
– Кури. Только не до конца.
Чиж зажег спичку и поднес огонь к упруго вздувшимся стружкам табака. Треугольный флажок пламени повернулся вниз, оторвался от спички и застрял в табаке.
– Прилетит Волков, все закрутится вверх тормашками. Не до поездок будет.