Разбудил меня страшный вой совсем неподалеку. Волки. Степные волки, я так отвыкла от живого в Тумане, да и за ним зверье было редкостью. А тут посреди ночи и вдруг вой.
Немного полежав, я вдруг осознала, что где-то тут рядом со мной ВОЛКИ.
Мгновенно вскочив, я покрутилась на месте. Вот и куда бежать? Темно же, хоть глаз выколи. Невидно ничего вокруг. В какой стороне лес? Где дорога? А если не туда пойду? Это же возвращаться придется. Вой повторился уже ближе. Из книг я знала, что во время охоты волки не воют. Но кто его знает, мало ли чего вообще в книгах пишут, может того автора уже сожрали где-нибудь потихоньку. Паника нарастала. Вот, что делать. Так и не решив, в какую сторону бежать и как вообще бежать вслепую, я снова присела. А может и волки в темноте не видят, но в эту теорию вообще как-то слабо верилось.
Что делать-то?
Жить-то хочется! Я только о матрасе размечталась! А еще я одежду хорошую хочу и поесть хоть раз вкусно, и дом хочу, и мужа, и детей много-много, и занавесочки лиловые, и кастрюльки расписанные цветами. Мне вдруг столько всего захотелось, сколько за всю жизнь не желалось. На ум приходил всякий бред, и жалко так себя было. Это же надо уцелеть в плену, добраться до пограничных земель, через Туман пройти, да так, чтобы мертвяки не съели, и тут на тебе - волки. Глупо-то как. Я была готова реветь. И заревела бы, если бы не тяжелое дыхание рядом. Я обезумела с перепугу. И как-то голос сам прорезался.
- Волчонок, миленький, хорошенький, не ешь меня, а! Ну, пожалуйста, пройди мимо!- как же мне было жутко. Мой голос походил на писк комара, с непривычки я сама его не узнала. - Волчонок, ну, пожалуйста, жить хочу, очень - очень хочу!
Рядом что-то зашуршало. Зверь прошел мимо и, обернувшись, лишь недоуменно зыркнул, горящими потусторонним желтым огнем, глазами. Вскоре все стихло, изредка лишь раздавался стрекот каких-то насекомых, ближе к рассвету из травы появились странные летающие жучки с горящим брюшком. Они сверками то синим, то зеленым. Забавно кружились в воздухе низко от земли. Это было красиво и даже завораживающе. Этой ночью я больше так и не уснула. Сначала боялась, что волк вернется, потом меня просто трясло от пережитого страха. А потом я, дурная голова, вспомнила, что я вообще-то урожденная знахарка, маг земли и ни одно животное меня никогда не тронет. Но спать более где-то на земле одна, я зареклась.
Глупо умереть никак не входило в мои планы, очень хотелось жить.
Рассвет я как-то пропустила. Опомнилась, когда солнце уже достаточно высоко поднялось над кромкой леса, который оказался сбоку от меня. Хорошо, что ночью не побежала, ушла бы совсем в другую сторону. Надев рюкзак со своими книгами, которые из-за тонкой бумаги весили мало, и, подобрав сумку с вещами, что дал иной, я двинулась к лесу. Очень хотелось верить, что он не дремучий.
До первых деревьев добралась благополучно и тут же, угодив в паутину между стволов с крупным пауком посередине, я поняла, что надеждам моим не сбыться. Полдня я перелазила через поваленные стволы и пробиралась через кустарник, оплевывалась от паутины и получала ветками по лицу. А еще увидела кучу неизвестных мне грибов, и даже каких-то ягод.
Ближе к вечеру лес стал редеть.
А уж когда начало темнеть мне повезло, я наткнулась на какую-то тропу. Пройдя по ней совсем чуть-чуть, неожиданно вышла на пустынную дорогу. Она была хорошо утоптанной и широкой. По ней запросто смогли бы ехать несколько телег в ряд. Но вот сейчас она была совершенно пустой.
Идя на север по обочине, стала задумываться, а не напутал ли чего змеелюд. Может дорогой этой уже и не пользуются. Но промчавшиеся вскоре всадники доказали, что дорога вполне обитаема.
Одеты северяне были странно. Длинные кафтаны темных расцветок и черные штаны, заправленные в высокие сапоги. На головах вместо привычных для южан шапок были наброшены капюшоны. Лиц не различить.
Вскоре послышалась и телега. Она скрипела так, что казалось и вовсе не доедет до меня, развалится на части. Но нет, повозка таки догнала и даже перегнала меня, и теперь я отчетливо поняла, почему она так скрипела. Кроме щуплого мужичка-возницы, на ней восседали четыре такие дородные женщины, что меня удивляло, как кони не издохли их тащить. Разодетые в пух и прах бабы. Их яркие желтые и оранжевые шубки казались нелепыми. Под ними выглядывали невообразимой расцветки платья и красные сапожки. Все это выглядело ну совсем дико. Зато вид у барышень сделался при виде меня ну такой снисходительно важный, что прямо впору лопнуть от важности этой можно было.