С ворчанием примуса и повышением температуры в палатке поднялось и настроение участников. Отхлебывая горячую воду с сахаром и лимонной кислотой, Хиллари, Лоу и Грегори обсудили планы этого дня.
Вершина скрылась в облаках снежной пыли, крутившейся над гребнем. Еды, топлива и кислорода на Седловине было вдоволь, и Хант мог допустить неизбежную отсрочку, но ему неожиданно пришлось покинуть в этот день передовую позицию: Бурдиллон, начавший спуск вместе с Эвансом, оказался не в силах преодолеть скалы контрфорса.
Утро 29 мая началось с сильного ветра, но он быстро стихал, и Хиллари решил больше не откладывать выхода, хотя из сопровождавшей его группы шерпов оказался здоровым лишь один Анг Ньима. Хиллари решительно урезал нормы расхода кислорода. Выкинул из рюкзаков все то, без чего можно будет обойтись. Предупредил всех, что придется собственными силами забросить грузы в лагерь 9.
«Отказываться от штурма немыслимо!» — твердо заявил он товарищам.
Первыми без четверти девять вышли Лоу, Грегори и Анг Ньима, неся более 18 кг каждый. Час спустя по ступеням, выбитым передовой группой, начали подъем Хиллари и Тенсинг, навьючившие на себя кислородные аппараты, спальные мешки, надувные матрасики и запас продуктов. На каждого приходилось по 23 кг груза.
У склада, устроенного Хантом, они взяли на плечи добавочный груз и теперь иным пришлось нести до 28,5 кг. Давали себя знать усталость, давно пришло время расположиться и оборудовать последний лагерь, но и Хиллари и Лоу тщетно устремлялись к показавшейся вдали площадке, которая с приближением оказывалась тем же 45-градусным склоном. Вспомнив характер рельефа по весеннему восхождению 1952 г., Тенсинг предложил траверсировать крутой склон влево, и они вышли к почти горизонтальной площадке, прилепившейся под скальным отвесом. «Два часа тридцать минут», — отметил Хиллари. Весь день их взоры привлекал величественный массив Лхоцзе, но пришла та минута, когда они стояли выше, чем его вершина. Это могло означать одно: они поднялись за 8500 м.
После двух часов достаточно упорных усилий они сумели выровнять две площадки, одну над другой.
Вместо алюминиевых колышков, которые вряд ли удержались бы в мягком снегу, они вынуждены были закопать несколько кислородных баллонов, привязав к ним растяжки. К радости восходителей аппетит не покинул их, и они воздали должное сардинам с галетами, консервированным абрикосам, финикам, печенью, меду.
Тенсинг забрался в свой спальный мешок, нимало не смущаясь тем, что он наполовину свешивался над склоном. Хуже пришлось при его большом росте Хиллари, которому предстояло провести ночь полулежа. Пронзительный вой в верхней части гребня извещал его о приближении ветра, и он сдерживал своим телом полотнища утлого жилища.
4 часа утра. Хиллари приоткрывает полу палатки: блаженная тишина, полный штиль.
Он с недоумением оглядел свои ботинки: спрятанные с вечера в спальный мешок, они превратились в две оледенелые колоды. Тенсинг решительно водрузил их на горевший примус.
Оставалось взвалить на плечи 14-килограммовые аппараты и, надев маски, дать доступ кислороду. Путь открыл Тенсинг, вытаптывавший ступени от скалы, где они приютились, по заснеженному склону, ведущему к левой стороне гребня. Поднявшееся солнце уже озарило и весь дальнейший путь и Южный пик. Они вышли на гребень на высоте 8600 м у массивного снежного выступа, за которым гребень суживался.
Теперь Хиллари взял на себя обязанности головного и, оглядываясь по временам назад, с удовлетворением отмечал, как отходят все ниже скалы или изгибы гребня, которые сегодняшним утром лежали выше их лагеря. Сузившийся гребень с опасным покровом неустойчивого рыхлого снега побудил их спуститься на отходящий влево крутой склон: ветер покрыл его коркой снега. В небольшом углублении на гребне они обнаружили покрытые льдом баллоны, оставленные Эвансом и Бурдиллоном. Итак, при правильном расчете им хватит кислорода даже на обратный путь до Южной седловины.
Был момент, когда на крутом 130-метровом склоне, ведущем к Южному пику, путь показался Хиллари опасным и он остановился, чтобы посоветоваться с Тенсингом.
Решено было продолжать подъем, благо выше снег должен быть более плотным. Уже в 9 часов утра они вышли на Южную вершину.
Гребень главной вершины выглядел достаточно внушительно, даже устрашающе. Особенно зловещими представлялись карнизы, нависшие, словно скрюченные когти, над двухкилометровой стеной, обрывающейся к Кангчунгу. Ступить на такой карниз — значит рисковать жизнью. Двигаться по левому склону вряд ли возможно. Внимательный обзор убеждал в одном: крутой склон между карнизами и скальной стеной, видимо, скован плотным фирном. Если удастся вырубить в нем ступени, можно продолжать движение вперед, если же здесь лежит рыхлый, оползающий снег, шансы на восхождение сведутся к нулю.