Погода хороша, но очень холодно. Облегченные кошки ^отлично держат на твердом снегу, только изредка наст ломается, и альпинисты проваливаются в глубокий снег. Регулярно сменяясь, они шаг за шагом, час за часом поднимаются к вершинному гребню. Крутой кулуар наверняка ведет прямо к вершине; они направляются к нему. Темп движения такой же, как при восхождении на Монблан. Последний склон постепенно приближается; вот они уже в кулуаре, рядом, с трудом переводя дыхание, снова и снова поглядывая вверх: не виден ли конец кулуара?
«Я смутно помню, как это было; в памяти остались только отдельные моменты. Совершенно отчетливо я вспоминаю выход на гребень, траверс влево... Наша вершина! Мне кажется невероятным то, что теперь, наконец, я вступаю на этот фирн. Все наши труды, все жертвы во имя этого кажутся мне непостижимыми. Лашеналь не проявляет особого восторга. Он хочет сейчас же начать спуск, так как чувствует, что у него мерзнут ноги[59]. Быстрый взгляд на другую сторону гребня. На юге я вижу темную пропасть, несколькими километрами ниже клубятся облака, закрывающие долину. Мы спускаемся на пару метров с вершинного гребня к верхнему выходу скал и делаем несколько снимков с флагом и вымпелом, которые принесли с собой. В данное время это означает большую жертву, так как укрепление флага стоит многих усилий, а установка аппарата требует напряжения, которое кажется мне тяжелым...[60]
...Лашеналь уже тронулся в путь. Я быстро укладываю свои вещи в рюкзак, отпиваю немного сгущенного молока. Последний взгляд на вершину... и я спешу к кулуару, по которому уже спускается Лашеналь. Начинается настоящая гонка к лагерю 5, который мы покинули сегодня утром. Перед выходом я надел рукавицы, но внезапно одна из них соскальзывает. Медленно, бесповоротно она катится вниз. Я беспомощно смотрю ей вслед, предчувствуя катастрофу, которую это повлечет за собой. Сжимая ледоруб обеими руками, быстро спускаюсь по крутому склону, так быстро, как только можно, и пытаюсь догнать Лашеналя. Я иду уже по склону ниже кулуара, когда погода начинает портиться. Ветер свистит, густые облака окутывают меня. Это наступление муссона, начинается бег наперегонки со смертью. Мне не приходит в голову достать из моего рюкзака носки и натянуть их вместо рукавиц. Лашеналь все еще впереди, я вижу его в тумане метрах в пятидесяти от меня. Вот он выходит на ледяной склон перед нашей палаткой. Вслед за этим я теряю его из виду»[61]. (Эрцог, Аннапурна, Мontagne, 350.)
Очень холодно, снегопад усиливается. Когда Эрцог приближается к лагерю 5, он видит с радостным удивлением две палатки. Что произошло за это время? Далее мы следуем четкому рассказу Терре.
2 июня 1950 г. Терре и Ребюффа, хорошо отдохнувшие в лагере 2, за один день поднялись оттуда в лагерь 4, пригнем участок от лагеря 3 до лагеря 4 они, используя свежие следы связки Кузи-Шац, прошли за полтора часа, что показывает, в какой блестящей форме они были. В лагере 4 они догнали своих товарищей. Рано утром 3 июня они (первым шел Терре) прорубили для высотных носильщиков ряд ступеней на крутом ледяном склоне, покрытом тонким слоем снега и поднимающемся к верхнему лагерю 4; разница высот лагерей 4 и 4-бис составляла около 150 м. Они пересекли край большого «серпа» и достигли лагеря 4-бис. Этот лагерь им понравился — он находился на очень удобной площадке под защитой серака и был тщательно оборудован. Здесь они встретили Анг Тхарки и Сарки, которые 2 июня сопровождали Эрцога и Лашеналя до лагеря 5 и вечером спустились в лагерь 4-бис, чтобы здесь ожидать сагибов, как им было приказано. Они были в не слишком хорошем состоянии и слегка обморозили ноги. Шерпы, пришедшие с Терре, также очень страдали от холода и сразу бросились в палатку, чтобы немного согреться.
После короткого отдыха французы пошли дальше, сначала траверсируя влево, а затем зигзагами вверх среди хаоса трещин и сераков. Очень глубокий снег постепенно сменился твердым настом. Старая история: чтобы избежать тяжелых обморожений им приходилось снимать ботинки и энергично растирать ноги при жестоком морозе и сильном ветре[62]. К счастью, местность была уже нетрудной; склон, покрытый плотным снегом, спрессованным ветром, имел крутизну 30-35° и вел прямо к лагерю 5. До лагеря, казалось, было рукой подать, но они шли и шли, а он все не приближался, хотя Терре резко увеличил темп движения — ноги опять стали терять чувствительность и давно было бы пора забраться в палатку и оттереть их. Однако палатка наполовину обрушилась и пришлось заново ее устанавливать и растягивать. Кроме того, на крутом склоне под скальным гребнем нужно было выкопать площадку для второй палатки.
59
1 Экспедиция жестоко поплатилась за то, что излишне заботясь об уменьшении веса снаряжения, она отказалась от утепленных горных ботинок. ― Прим. авт.
60
Весьма досадно, что ни Эрцог, ни Лашеналь в опубликованных до настоящего времени отчетах не говорят ни слова об открывшемся перед ними виде, упоминается только взгляд вниз на юг, а погода, по-видимому, была хорошей. Не была снята и круговая панорама, хотя бы в направлении групп Дхаулагири и Манаслу. Я лично, как и ранее, уверен, что Эрцог и Лашеналь 3 июня 1950 г. в 2 часа дня действительно поднялись на вершину Аннапурны I (8078 м), но должен указать, что документальные доказательства этого отсутствуют. Очень жаль, что нельзя безукоризненным вершинный снимком опровергнуть возникающие то и дело сомнения. Известная фотография с флагом на снегу - без заднего плана - таким доказательством не является. ― Прим. авт.
61
Марсель Ишак (очерки в газете «Фигаро» 4-14 августа 1950 г.) и Лашеналь (при личной встрече) рассказывают об этих важных событиях, имевших тяжелые последствия, иначе. По их рассказам, Лашеналь спускался вторым, несколько раз окликал шедшего впереди Эрцога и указывал на его руки. «Морис, остановись, посмотри на свои руки, ты идешь без рукавиц». ― Прим. авт.
62
Постоянная и, к сожалению, не всегда успешная борьба с обморожением ног весьма убедительно свидетельствует о том, что горные ботинки французской гималайской экспедиции не обеспечивали достаточной защиты от холода. Я уже указывал, что на высотах свыше 6500 м следует пользоваться по возможности легкой, но утепленной войлоком горной обувью. Благодаря ей моим ногам было тепло на пике Джонг-санг (7470 м и 7442 м) и на западной вершине Сиа Кангри (7315 м), несмотря на мороз и бурю. Легкие найлоновые палатки, которыми так гордились весной 1950 г., также, по-видимому, не оправдали возлагавшихся на них надежд. Они плохо защищали от холода, и в них возникала сырость от конденсации водяных паров. ― Прим. авт.