– Половина седьмого, давай одевайся. Вон мою куртку возьми, я пальто надену. А Валета дома запрем.
– Пусть идет, а то без двери останешься.
Легкий мороз чуть туманил шары света над редкими фонарями. От печных труб прямо в небо торчали дымки.
Они шли через поселок, преображенный вечером, мимо окон, голосов, мимо притихших домов. В этот час великая северная тишина, казалось, приблизилась к поселку, и людской шум мирно соседствовал с ней. Андрей вдруг почувствовал мгновенный приступ тоски. Они проходили мимо геологического управления – самого большого здания в поселке. Каждый раз, когда он проходил мимо него, бывало вот так… остро и мгновенно. Когда проходишь мимо давней мечты. Во всех почти окнах горел свет. Джентльмены тундры работали. Вернулись из экспедиций, отшумели положенные три дня, и сейчас вот, в нерабочее время, везде горел свет, потому что в этом мире хороших парней было принято работать когда угодно.
Андрей увидел, что дорогу переходит знакомая долговязая фигура в полярной куртке. Парень крупно шагал, чуть согнувшись. Еще не отвык от полевой походки Костенька Раев.
– Эгей! – окликнул его Андрей.
Костенька мгновенно развернулся и заторопился навстречу – весь добродушие и радость.
– Здорово!
– Пропащая душа! Говорят, ты в эти… гольцовые короли заделался? Где? Не на Энтыгыне? Если там – жди зимой. Прибегу на лыжатах.
– Было. Там и было. Ты в управу?
– Туда. Канчагин прилетел на несколько дней. Кит по палеозойской фауне. У меня кое-что непонятное нынче. Поможет фауну определить. А ты?
– В храм угара. Может, вместе? Давно не видались.
– Рад бы, Андрюха, но… сам понимаешь… Посижу с Канчагиным вечерок. Он мне поможет, я у него поучусь. Вот и будет ладно. Понял?
– Ну, давай.
– Ну, бывай! Скажу ребятам. Будут рады. Недавно тебя вспоминали.
Они протянули руки, и каждый сжал ладонь другого, мгновенная проверка на крепость, и Костенька уважительно вскинул глаза на Андрея и пошел, понес свое тело на сухопарых длинных, как у лося, ногах.
Окна «Самородка» были по-южному огромны, изнутри они запотели, и сквозь них ничего не было видно, только через форточки вырывались клубы пара, похожие на дым.
– Крематорий, – сказал Мишка. – Здесь сгорают время, мысли и воля.
В гардеробе стоял дядя Вася с увядшим синяком под глазом.
– Это кто? – спросил Мишка.
Дядя Вася неопределенно пожал плечами и ответил:
– Третьего дня у пас в меню был коньяк. – А-а-а, – понял Мишка. – А сегодня что?
– Сегодня, как всегда – шампань, «Зверобой» и разливной портвейн… Давайте вашу одежку.
– Куплены в дор-рогу сиг-гаре-ты! – закричал кто-то в углу. – Давай к нам, Мишка!
Мишка помотал головой и показал четыре пальца. Столик они нашли у окна, в дальнем конце зала.
– Эстер, нас четверо, – сказал Мишка официантке.
– Очень понимаю. – Слова были сказаны с акцентом.
– Кто такая? – глядя ей вслед, спросил Андрей.
– Жена одного горняка. Ездил в отпуск в Прибалтику, а свадьба здесь была.
Эстер принесла бутылку «Зверобоя», шампанское, заливную оленину, салат из кислой капусты и осторожно достала из кармана фартука и положила на стол ярко-красное яблоко:
– Это… презент. Дамам. Ведь они будут?
– Да, – засмеялся Мишка. – Эстер, ты прелесть. Дай я тебя поцелую.
– Здесь полно людей, – улыбнулась Эстер. – Будет другой день.
– Ладно, – засмеялся Мишка.
– Очаг! – вздохнул Андрей, оглядывая зал…Действительно, этот огромный зал был чем-то вроде единого очага, где вечерами встречались поселковые жители, так или иначе знавшие друг друга, хотя бы в лицо. Сюда приходили ужинать холостяки, здесь отмечались разводы, свадьбы и дни рождения, здесь ты всегда мог найти нужного человека, если не нашел его в другом месте. Крепко пить здесь считали нужным лишь те, кто прибыл с дальних разведок или участков. И опять-таки напиться здесь было нельзя. Слишком много мускулистого мужского народу было кругом. Человек не успевал заметить, как оказывался уже на крыльце в пальто, шапке и шарф был в кармане.
– Вон видишь, – сказал Мишка, лезет через столы человек. Это наверняка к нам. Ленька Полухин со «Знаменного».
Крепкий смуглый малый в свитере продрался через частокол ног и столов, плотно опустился на стул и протянул руку Мишке. На Андрея он даже не посмотрел.
– Здорово!
– Ты что здесь? – спросил Мишка.
– За бульдозером прилетел.
– А обратно?
– На гусеницах. Желаешь? Распишешь там про перевалы.
– Брось, – отмахнулся Мишка. – Не люблю…
– Не обижайся. Хе! А здорово мы тогда харюзов жарили. Вспоминают тебя ребята. Веселый ты тогда был.
– Забеги завтра в редакцию, – сказал Мишка. – Я промывальщице книги обещал достать. Для техникума. Я достал.
– А Нинка сказала: зайди, спроси. Или, говорит, лучше не надо. Забыл, наверное. Журналист, говорит.
– Брось. У тебя работа, у меня работа, и надо делать ее лучше. Что, на бульдозерах халтурщиков нет?
– Есть. Только бульдозер что? Железо? А газету читают.
– Эх, не люблю я таких разговоров.
– Давай к нам пересядем. Ребята там. Выпьем маленько. Закурим, потолкуем про жизнь.
– Я не один.
Только теперь парень повернулся к Андрею, так уж полагалось по местному суровому этикету. Он протянул ладонь, твердо взглянул в зрачки.
– Леонид.
– Андрей.
– Будем знакомы, – парень улыбнулся…
И опять-таки по неписаному кодексу здешних мест считалось, что в возникшей, допустим, драке этот парень будет уже на стороне Андрея, что, попав на «Знаменный», он может разыскать Леньку-бульдозериста и получит стол, кров, деньги взаймы, любую помощь, и это будет действовать до тех пор, пока Андрей не дискредитирует себя каким-либо поступком, не окажется шкодником или, хуже всего, трепачом. Много понятий включало в себя это короткое «будем знакомы».
И в это время сзади раздался такой знакомый голос:
– Я же говорил! Я утверждал, что не сможет он. Не вы-не-сет о-ди-но-че-ства. Его к людям потянет. Сбежит. И – сбежал.
Андрей обернулся. Грачип стоял за его спиной. Всякий раз Андрея поражало лицо Грачина своей свежестью и розовостью. Он привык уже к темным обветренным лицам вездеходчиков, геологов.
– Я не сбежал, я пришел, Грачин, – попытался объяснить Андрей.
Но Грачин уже переключился на Мишку.
– А ведь я тебя, Сергеев, ищу.
– Вот он я. Обитаюсь в злачных местах.
– Ви-и-жу!
– Материал я сдал, – бубнил Мишка. – Что еще? У меня свободное время. Друг у меня приехал.
Ленька Полухин встал, пожал Мишке локоть, кивнул Андрею и, лавируя между столиками, пошел в дальний угол, откуда ему зазывно махали парни.
– Не совсем ты сдал материал, Сергеев, – возразил Грачин. – Идет он в завтрашний номер. Надо убрать два азбаца. Получится оч-чень хороший материал. Кстати, Поддубенко интересовался, ты знаешь.
– Я не разрешаю убирать ни единого слова.
– Тогда придется снять вообще.
– Я пошлю в область.
– До шантажа уже докатился, Сергеев? Грозишь?
– Нет. Ситуацию разъясняю. Все обстоит именно так, как написано.
– С него берешь пример? – Грачин кивнул на Андрея. – Он тоже склоками увлекался. И часто сюда заходил тоже.
– Есть такое слово «долг». С него и беру пример.
– Поддубенко на последнем совещании сказал, что от склочников надо освобождаться. Ты понял это, Сергеев?
– Грачин, – сказал Андрей. – Иди домой.
– А ты помолчи. Еще поболтаешься – проверку устроим. На какие средства живешь.
– Опоздал ты с проверкой. Билет у меня в столицу.
– Тише! сказал Мишка. – Нам только скандала и не хватает.
– Кто здесь кричит! – неожиданно и весело прозвенел голос.
Андрей повернулся.
Две девушки стояли у стола. Та, что спрашивала – немного впереди, и Андрей сразу ухватил ее своеобразие. Крохотная и некрасивая, и стрижка, и мальчишеская угловатость, веснушки, и в то же время такой веселый свет шел от нее, что хотелось засмеяться.