Из золотистой кузницы зари вышло солнце. Я чувствовал себя свидетелем сотворения мира, ибо человек на рассвете сталкивается лицом к лицу с таинственной драмой космических начал. Солнечные лучи сверкали, и в них, как в увеличительном стекле, отражались камешки и пылинки, лучи играли над прохладными водами реки, кувыркались по лесистым холмам, тысячами фонариков освещали землю, которую должно было завоевать солнце. И земля ответила на тёплые объятия солнца, обнажив в улыбке белые зубы сладкой кукурузы, растущей на крутых дорожных склонах.
Я восхищённо шагал сквозь величественный праздник утра, забыв о Джевизлике и смерти. Как прекрасно быть живым!
Мне казалось, что я пробудился от чудного и тяжёлого сна, будто меня вовсе и не ссылали, а со мной произошло что-то непонятное, будто я заблудился, но потом нашёл дорогу и теперь спешу домой. Я шёл всё быстрее и быстрее, словно боясь опоздать в школу. Меня ждала мама. Ласточки с пронзительным писком кружили над нашим домом, окна спальни пылали в блеске утреннего солнца. Внизу в столовой пыхтящий самовар насвистывал старые весёлые мотивы, а тётя Азнив поджаривала хлеб на медной жаровне. Запахи чая, какао, хрустящих хлебцев с маслом… Отец уже ушёл в аптеку, его большая синяя кофейная чашка стояла на обеденном столе.
В ожидании меня мама смотрела на улицу.
— Не беспокойся об этом негоднике, он вот-вот появится, — сказала бабушка.
Мяукая, вошла в столовую наша кошка с высоко поднятым хвостом, — и в этот миг меня вывел из мира грёз громкий топот копыт. Оглянувшись, я увидел турецких кавалеристов со сверкающими копьями в руках, лёгким галопом спускавшихся по дороге. Неужели каймакам послал их вдогонку за мной? Я оцепенел от страха, но овладел собой, как только понял, что и одного жандарма хватило бы, чтобы поймать меня, и что эти солдаты к моему побегу никакого отношения не имеют. Я отступил в сторону. Один из офицеров нагнулся и спросил меня:
— Послушай, землячок, далеко ли отсюда до Трапезунда?
— Я не понимаю по-турецки, — ответил я по-гречески, покачав головой.
Они промчались дальше, а я стоял и любовался их копьями. Я не дал нужных им сведений, потому что слишком хорошо говорил по-турецки. Греческие мальчики не владели турецким так, как мы, и он мог заподозрить меня.
Потом я встретил старую гречанку, которая плелась по дороге со своим ослом.
— Калимера, бабушка. Куда идёшь?
Морщинистое лицо крестьянки просияло. Она набрала воздуха в лёгкие и проскрипела в ответ:
— В Киреч-хане, сынок.
Киреч-хане!.. Ведь там находятся наши соседи Персидесы! Я вспомнил, как мама однажды сказала мне, что они переехали в эту деревню после сильной бомбардировки города. Но я не совсем был в этом уверен.
— Ты случайно не знаешь там семью из города по фамилии Персидес? — спросил я.
— А как же, знаю.
— Я тоже иду в Киреч-хане, — сказал я безразличным тоном. — Госпожа Персидес — моя тётя, сестра моей матери. Она хочет, чтобы я побыл с ними несколько недель, пока не выздоровеет мама. Она больна, лежит в постели. Мы живём в Гончарном квартале. Этим летом мы не смогли поехать отдыхать в деревню.
Она посмотрела на мои ноги, на грязную, разорванную одежду.
— Ты откуда идёшь?
— Из Джевизлика. Отец у меня там в рабочем батальоне. Мама послала меня в Джевизлик отнести ему немного еды. На обратном пути меня побили турецкие мальчишки и отняли шапку.
Я увязался за ней и с нетерпением ждал минуты, когда мы свернём с большой дороги на просёлочную, в сторону её деревни.
Небо постепенно покрывалось пятнышками облаков, и на склоны гор упали тени. С востока надвигались тяжёлые облака. Солнце то скрывалось за тучами, то сияло на синем клочке неба. От реки сильнее повеяло прохладой.
— Дождь пойдёт, — сказала старушка и, прищурившись, посмотрела наверх.
Облака собирались в огромные тучи и включались в большие маневры природы. Постепенно они полностью закрыли солнце. На востоке, где утром пылало солнце, стало темно. Длинным красным змеиным языком метнулся из чёрной башни в зубчатых стенах облаков ослепительный зигзаг. Дорога осветилась неровной жёлтой вспышкой, а за ней последовал оглушительный раскат грома. Старушка перекрестилась, восклицая: «Пресвятая матерь божья!», ткнула осла палкой, и мы зашагали быстрей. Через несколько минут на дорогу обрушился шквал ливня, наполнив воздух острым запахом сырости. Вода в реке забурлила и стала коричневой.