В отделе, где я работал, нас было трое: инженер — заведующим, поэт — секретарём, а я — помощником секретаря. Почти вся писанина приходилась на мою долю. Я также ставил вторую подпись на свидетельствах о рождении, браке, смерти, удостоверениях личности, реквизиционных бумагах и т. п. Законы Советской России вошли в силу и в Армении. Чтобы жениться, достаточно было просто зарегистрироваться. Даже видным коммунистам приходилось отвечать на мои официальные вопросы в отделе. Я чувствовал себя важным лицом, настолько важным, что, выдавая документы, подписывался только именем с росчерком, будто все знали меня по имени.
У поэта, который страдал от туберкулёза, были длинные светлые волосы, всегда красиво причёсанные, артистичные белые руки с длинными и тонкими, как у женщины, пальцами. Он поминутно прикладывал руку ко рту и кашлял, тихо и изящно. Я читал некоторые из его стихов ещё в Константинополе — нежную лёгкую лирику. В нём всё было утончённым, одухотворённым, «поэтичным». Приехал он из Турецкой Армении и не был коммунистом. Иногда он доставал из кармана новое стихотворение и давал мне почитать.
Поскольку я сам зарабатывал себе на жизнь, то стал снимать комнату в квартире с одной обособленной семьёй из Трапезунда: пожилой, убитой горем женщиной с маленьким племянником, двенадцатилетним мальчиком, отца которого сослали в Баку по той причине, что он носил белые воротнички. У неё конфисковали пишущую машинку марки «Ремингтон», и она слёзно уверяла меня, что машинка стоила не то три миллиона рублей, не то тридцать, я уже не помню. Они крайне нуждались. Мальчик научил меня петь «Интернационал» по-русски, и мы пели его по вечерам.
В глинобитной хибарке неподалёку от нашего дома скрывался бывший член армянского парламента, ветеран трёх войн с Турцией. Он родился в Ване, городе, героическими жителями которого я всегда восхищался. Я часто навещал его. Мы снимали с себя рубашки, держали их над огнём, и пока наши вши трещали подобно пулемётной очереди, обсуждали последние события, философствовали о жизни и смерти.
…Армянская ССР установила дружеские отношения с республиканской Турцией, придерживаясь более реальной политики, чем предыдущее правительство. Большевики задались целью ликвидировать национальную и религиозную вражду — именно это и было наилучшей частью их программы.
Бывшие враги и победители Турции относились к ней теперь с большой предупредительностью. Сидя на заборе, Кемаль собирал со всех сторон подношения и время от времени подкидывал кость то одним, то другим, чтобы разжигать между ними драку. То была старая, как мир, турецкая игра.
В армянской коммунистической газете я прочитал, что глава турецкой делегации в Москве заявил: «Коммунизм делает большие успехи в Турции». А один молодой армянский коммунист пытался убедить меня, что турки изменились, что они теперь наши братья, и что советизация Турции всего лишь вопрос нескольких лет.
Был подписан новый договор с Турцией. Стиснув зубы, я прочёл статью, определяющую новые границы между двумя государствами: в прошлом российские Карс, Ани, Арарат отошли к Турции. Кемаль также сохранил за собой всю великолепную территорию Западной Армении.
Турция не нуждалась в земле, которую отобрала у армянских крестьян, и, я был уверен, никогда не станет её обрабатывать. Через десять-двадцать лет по одну сторону новой границы появятся сады, оживлённые сёла и города, а по другую — невспаханные, мёртвые и безмолвные могилы наши.
Я поклялся Араратом, что когда-нибудь попаду в Ван, в эту самую древнюю столицу нашего народа, и увижу прекрасные новые здания, широкие, обсаженные деревьями проспекты, школы и научные учреждения нового, но вечно армянского Вана.
На гербе Армянской ССР изображён Арарат, ибо эта гора — символ нашего народа. Нам пришлось удовлетвориться его изображением.
Глава восемнадцатая
МНЕ ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ. ХОЧУ ЕХАТЬ В АМЕРИКУ
Моя работа в качестве помощника секретаря в Комиссариате внутренних дел Армянской ССР становилась скучной и гнетущей, потому что наступила весна: невероятно, сверхъестественно, но весна наступила. Я перестал подкладывать под рубашку газеты, чтобы согреться. В последние месяцы я с горечью думал, что при распределении земель между народами мира бог нам ничего, кроме камней и льда, не выдал. Но теперь сосульки, похожие на сабли, растаяли, и долина Памбак зазеленела, переливаясь яркими пятнами шафрана и других цветов Кавказа.