На этом месте Карл вновь принялся всхлипывать и причитать. Она, она решит, что я злодей, а если не злодей, так трус, не знаю, что хуже! Руперт незлобиво ткнул Карла в бок. Просто, чтобы привести в чувство. Не волнуй девушку, лекарь… А расскажи-ка лучше, откуда у тебя пузырек с ядом… На этот вопрос Карл вовсе стал сбивчиво нести какую-то околесицу насчет маменьки, венской уроженки, и папеньки, хельветского лекаря… А потом вдруг обреченно молвил: «Гюнтер дал».
«Откуда, впрочем, знать барону фон Мюнстеру про какого-то там Гюнтера», — устало думал Карл. Суматоха последних часов так его вымотала, что он чувствовал себя пустым и гулким, как кувшин для вина, что выставили на солнце для просушки. А барон все не отставал со своими вопросами. Все ему интересно было знать о доме Глорио, что там, да как… Просто чтобы отвязаться от барона, Карл рассказал, что в столовой графа висит портрет красивой дамы. Видимо, дорог этот портрет графу, жена, верно, покойная… хельветская подданная, наверное… Барон в удивлении взглянул на Карла — «Почему ты решил, что хельветская подданная?» «Так медальон у нее на шее, — пробормотал Карл. — хельветской майолики, белый с голубой розой… дрянная, кстати, майолика, роза на капусту похожа… о Манон, Манон!»
Эделия, до сей поры молчаливо слушавшая мужчин, схватила барона за руку.
— Маменькин медальон, других таких нет, — жарко прошептала она ему прямо в ухо. — Помолчи, дитя, — предостерегающе сжал ей руку Руперт. «Мда, а граф-то интересная личность, оказывается, может и зря я пренебрег его гостеприимством…»
35
15 июня, полдень
Меж тем на дороге, где по-прежнему стояла телега наших друзей, появилась замечательная процессия. Три пестрых, ярко крашенных кибитки были влекомы впряженными в них разномастными лошадками в том самом направлении, откуда только что приехали наши герои — к дому графа Глорио. Из кибиток доносился нестройный гул голосов, лай, кукареканье, словом, мешанина звуков. Вся в целом картина не оставляла никаких сомнений в том, что это бродячая труппа — артисты, циркачи, гимнасты, тот забавный и неопасный сброд, который всегда можно встретить в любых теплых и хлебосольных краях.
Заприметив наших путников, актеры остановились, из кибиток появились люди в смешных костюмах. Не ожидая никаких приглашений, они подошли к нашим друзьям и затеяли непринужденный разговор. Собственно, их интересовало, правильно ли они едут к имению графа Глорио, который пригласил их показать «Сцены из мадридской жизни с исчезновением благородной доньи Эльвиры» — чувствительную пиесу с рядом волшебных эффектов и рыцарских поединков.
Узнав, что дорога правильная, артисты вовсе не собирались быстро уходить — напротив, они расположились позавтракать. Откуда ни возьмись появился кувшин с дешевым вином, яйца, молодой сыр, хлеб. Шум, шутки, атмосфера неожиданно нагрянувшего балагана.
Один из гимнастов склонился над ногой Эделии. «Вывих, — констатировал он, — сильный вывих». Не обращая внимания на писк Эделии, парень решительно дернул ее за лодыжку. «Ну вот… а теперь травку приложить…»
— Крисмегильда! — крикнул он куда-то в сторону повозок, — принеси-ка своего травяного зелья! Из последней кибитки, потягиваясь и демонстрируя в зевке два ряда великолепных жемчужных зубов, появилась девушка примечательной внешности.
Была она высока и дородна телом, огненно-рыжие волосы оттеняли молочно-белую кожу, яркие зеленые глаза смотрели на мир с непринужденным, веселым любопытством. От нее так и пыхало искрящимся, ослепительным здоровьем, любовью к жизни и свежей силой… Руперт от восхищения прям таки крякнул. Богиня плодородия, не иначе! Гимнаст, возившийся с ногой Эделии, понимающе подмигнул Руперту: «Наша Крисмегильда… меньше полугода с нами, а уже какие овации имела в роли Брунгильды, когда мы баварцам «Зигфрида и Нибелунгов» давали!!! А как собак дрессирует!»
Крисмегильда, ласково улыбнувшись Эделии, начала заматывать многострадальную эделиину лодыжку тряпочкой с какими-то мазями. От мазей исходил травяной, слегка болотный запах. Руперт с удовольствием поглядывал в сторону девушек — тонкая, прозрачная Эделия, воплощение придворной красоты, и Крисмегильда — истинное дитя окружающей природы… Да, такую во дворцах не взрастишь… Ее попробуй во дворце запереть — сбежит, как пить дать сбежит…