Похоронная процессия вскоре остановилась в придорожном захудалом трактиришке, не отмеченном ни на каких картах. Остолбеневший от страха и суеверного ужаса трактирщик был выведен из ступора пинком стражника, отвел Манон в свою собственную спальню, загнал кареты под навес и побежал в хлев резать любимого боровка.
Манон, впервые за эти страшные дни оставшись одна, расшнуровала корсет, распустила волосы и прилегла на скрипучее трактирщицыно ложе. Но напрасно, сон к ней не шел. Что будет дальше, было совершенно неясно, несомненно одно — как лже-Манон она больше не сгодится, а следовательно хельветским интриганам не нужна и даже опасна. Веселия это не прибавляло, тем более, что аванс был легкомысленно растрачен, а требовать остальную плату было как-то не с кого. Ветошь на кровати нестерпимо воняла псиной, и она с трудом отворила пыльную створку кривенького окошка. Свежий воздух живительно овеял ее гудящую голову, она потянулась… и подпрыгнула от испуга, зажав рот: за подоконник зацепилась рука, за рукой — лохматая голова просунулась, шепча: «Прошу вас, дорогая, не пугайтесь, это я, Карл». Успокоившись, она помогла ему влезть и закрыла окно.
Карл ввалился в каморку и перевел дух. В глазах его сверкало радостное безумие.
— Манон! — закричал он сиплым шепотом. — Как я рад, что вы не Манон! То есть не принцесса! Какое счастье! Я следую за вами от самого дома графа!
— Счастье? — шепотом же возопила псевдо-Манон. — Несчастная маркитантка вам дороже хельветской принцессы?
— Ну конечно! Ведь вы же не выходите ни за какого Фемистоклюса?! — сипел Карл, ловя ее руку и пытаясь запечатлеть на ней почтительное лобзание.
— Какой там Фемистоклюс, милый Карл, — вздохнула девушка. — Я просто не знаю, что со мной теперь будет! Ах, как я устала. И я боюсь.
— А что тут понимать, — оптимистично шептал Карл. — Свидетелей интриг всегда убирают, значит, надо бежать, и немедленно! Ма… То есть Эрнестина! Дорогая! Позвольте предложить вам руку и сердце, ведь вы знаете, что я не убивал старика! — с этими словами он рухнул на колени и жадно приник к ее юбкам.
Девушка перестала выпрастывать руку, каковой конечностью Карл тут же и завладел, нанеся на нее ряд поцелуев. Убедившись, что мысль о браке не вызывает у нее острого отвращения, он воспрял духом и принялся излагать свой план. У него есть тетка, живет в благословенном крае, в малюсеньком городишке недалеко от солнечной Тулузы. Тетка эта лет пятнадцать как вышла за аптекаря, а теперь аптекарь уж наверно помер, или совсем стар. Почему бы им не поселиться у тетушки, дабы помочь ей в трудах праведных, благо аптекарское дело Карлу не чуждо? Тулуза так далеко от Хельветии, от всех этих интриганов, там кругом виноградники, Гаронна, их никто не знает, они обвенчаются и заживут в лучшем виде… Тихо и мирно…
Увидев мысленным взором себя в белоснежном чепце и переднике за стойкой аптеки со склянками и пучками трав, Карла с ретортой и кучку загорелых детишек, обжирающихся виноградом, Эрнестина приободрилась. Да и Карл ей был отнюдь не противен, напротив, теперь не надо было изображать из себя гранд-даму, и это было приятно. А Лотецки продолжал искусительный шепот, сбивчиво излагая, что есть у него идея по аптекарскому ведомству, которая не потребует никаких затрат, кроме бычьих кишок, и несомненно прославит его имя и городишко в придачу… Суть идеи осталась Эрнестине неясна, но это было и неважно, главное — подальше отсюда, и поскорей!
— Карл, дорогой! Не будем терять времени. Бежать надо немедленно, до утра меня никто не потревожит. У вас есть лошади?
— Есть, любимая, есть пара славных выносливых лошадок. Вы правда согласны? О, я счастливейший из смертных! Царица моей души, скажите, как вас называли в детстве, Эрнестина?
— Несси! — прошептала девица и решительно затянула узелок со своим скарбом. — Поехали!