— Мышь! Мышь! Я видела мышь! — негромко вопила она, от страха высоко подбирая подол. — Убейте ее, милый граф, прогоните ее!
Менее всего похожий на кота граф старательно поискал мышь под кушетками, не нашел, и приблизился к Строфокамилле с намерением успокоить чувствительную благородную особу, но тут она томно взвизгнула и рухнула с кресла прямо в объятия графа, отчего оба плюхнулись на просторную кушетку. Все шло как нельзя лучше…
В это время этажом выше в каморке кухарки новоявленный рыцарь Ательстан, уже оправившийся от воздействия бараньей ноги, перешел к решительным действиям. С полного одобрения кухарки он поместился на ее заботливо взбитое ложе и уже одной рукой незаметно развязал тесемочки на штанах, оглаживая другой рукой кухаркины арбузные прелести. И вдруг его слух как громом поразили до боли знакомые звуки — во дворе негромко бренчала лютня и раздавалась песня:
Кухарка пустила было слезу и уже оттопырила пухлые губки, но на ее кавалера песня произвела совершенно неожиданное и разительное действие: влюбленный подскочил, как ужаленный, заметался по комнате, и в состоянии умоисступления напролом вылез в чердачное окно, выходившее на покатую крышу. Запутавшись в недоразвязанных тесемочках и воя от ужаса, он грузно поехал по крыше, и, достигнув наклонного окна в крыше уровнем ниже, с треском проломил раму и шлепнулся на кушетку в аккурат между Глорио и Строфокамиллой.
В падении он боднул головой спинку кровати, как давеча лошадь лягнула его в зад. Толстая лобная кость выдержала. Беззащитная же спинка тонкой флорентийской резьбы дала трещину и, тоскливо скрипнув, отвалилась, увлекая за собой нарушителя покоя. Кувыркнувшись вниз, Вербициус приложился затылком и растянулся на полу наподобие морской звезды: ручка направо, ручка налево, ножка напра…
Граф схватился за то место, где должна была висеть шпага. Но ни шпаги, ни штанов не обнаружил. Строфокамилла привычно, словно актриса, в сотый раз играющая одну роль, открыла рот и издала такой визг, что две последующих недели в поместье графа не неслись куры и не доились коровы.
— Успокойтесь, дражайшая, это всего лишь приятель кухарки, сейчас я отрублю ему голову, да не вопите же вы так, прошу вас! — взревел граф. — Ведь народ же сбежится, а мы, пардон, не совсем одеты!
Услышав этот аргумент, Строфокамилла прибавила пару оборотов и вопила, вопила, вопила, будто за ее корсаж завалился целый выводок уховерток. Мозг мажордома, потревоженный кульбитами, оставил тело своим вниманием и с испуга уснул. Переполох, рычание благородного господина без штанов и ностальгически родной визг Строфокамиллы Вербициус встретил кроткой улыбкой, слюнкой на сочных губах и закатыванием глаз. «Как хорошо. Все кончилось. Я был птичкой, я летел и упал в реку, а теперь лежу на песчаном дне. Мне уже не больно и не страшно. Хорошо. Я утонул».