Передавайте привет и наилучшие пожелания моему сыну Эриху. Пусть он поскорее выздоравливает, его болезнь сильно сдерживает наши планы. И помните, Эрих не разбирается ни в интригах, ни в политике, так что лучше не сообщайте ему всего, что знаете от меня. Надеюсь, что по выздоровлению вы сразу же с ним обвенчаетесь и абсолютно уверен, что безмерно любящий вас отец очень скоро смирится с вашим выбором.
Дочитав письмо, генерал еще несколько секунд внимательно рассматривал подпись, затем свернул пергамент, сунул его за пазуху и улыбнулся. Боже мой, как он не любил этих выскочек из секретной службы! А теперь он одним ударом прихлопнет обоих — и прежнего, и нынешнего. И перед Императором оправдается. Какая такая Эделия? Да это же все наветы из мести! Да, Эделия… Прежде всего она, ее надо вырвать из рук этого зарвавшегося барона.
Генерал повернулся к Лимберу, кивком головы поблагодарил алхимика, а затем громко крикнул:
— Эй, Фриц! Где ты?!
Дверь тут же приоткрылась. Морщась от боли и прикрывая ладонью щеку, в комнату вошел Фриц.
— Что с тобой? — ухмыльнулся Фридеман.
— Кипяток, — угрюмо ответил оруженосец.
Часть седьмая
62
17 июня 1241 года, 9 часов утра
Арнульф, одетый уже в походный костюм (парадная одежда вся аккуратно запакована, связана в тюки, уложена в обоз), присел напоследок на краешек кресла. Откуда пришла эта традиция, присесть перед дорогой? Вроде бы классики не знали такого обычая, во всяком случае его учитель латыни ничего не упоминал об этом ни у Плиния, ни у Катона. Германские предки принесли? Наверное. Больше неоткуда.
Ничего не забыто, все взято, люди организованы, службы работают, отъезд монарха из постоянной резиденции не должен прерывать нормального течения государственных дел. Великое это дело — людишек погонять. Награду посулить или припугнуть чем, голос повысить или дать почувствовать себя важным — из любого можно веревки вить. Государством ворочать, это дело непростое. Да и каким еще государством! Где еще в Европе такую страну найдешь — огромная территория, что с севера на юг, что с запада на восток, а как все хорошо устроено. Вассалы сидят тихо, не то что эти франкские смутьяны, крестьяне пашут и жнут, горожане ткут и куют, дворянчики по мере сил развлекаются по замкам, монахи молятся, придворные бегают с докладами и по возможности друг на друга ябедничают. Лепота! Со времен Карла Великого такой страны не было. Но чтоб лепота стояла и не прекращалась, он, Арнульф, должен все держать под контролем, все обо всех знать, непрерывно понукать, подгонять и отслеживать.
А чуть расслабишься, так сразу рассыпается. Вот год назад он излишне понадеялся на Треплица, выпустил из виду подготовку военного похода на хельветов и в результате все пошло наперекосяк. Как смешон и жалок был тогда командующий Фихтенгольц, явившийся назад с поджатым хвостом, как побитый пес. А в чем его вина была? Когда кампания дурно организована, то будь ты хоть Цезарь, хоть сам Александр, все равно ничего не сможешь сделать. Организация, организация и еще раз организация. А потом уже полководческий талант, удача, героизм. Какой герой был Ганнибал! Как он задал перцу предкам нынешних итальяшек при Каннах. А кто войну выиграл? Кто дело организовал, тот и выиграл. А Ганнибал, будь он хоть трижды герой, остался в дураках. Да, в дураках. Кто там его победил?
Арнульф не смог вспомнить, кто же все-таки победил Ганнибала (история подчас так несправедлива к своим истинным героям!), и мыслями вернулся опять к Фихтенгольцу. Конечно, не было его вины в поражении. Фихтенгольц был храбрым рыцарем и умелым воином, не раз доказывал это делом, шрамы на его теле были лучшим тому свидетельством. Вот и тогда раненый явился, рука на перевязи. Значит, не прятался в своем шатре, не сидел в обозах, а был среди солдат, стоял как все под стрелами. Треплиц, негодяй, все провалил, превратил то, что задумывалось вначале как неожиданный стремительный набег, в громоздкий неповоротливый поход. Зачем ему понадобилось тащить всю эту кучу продовольствия в обозах? Что, по дороге нельзя было захватить? По тем местам уже лет двадцать никто войной не ходил, крестьяне должны были достаточно поразжиться. Зачем он тащил с собой артиллерию? Где это видано, в горы с баллистами на руках карабкаться. Ведь был же план в ставке утвержден: внезапно ударить, прорваться через перевалы, преследовать налегке, обложить Фрибург и только тогда уже начать правильную осаду. На месте бы уже все метательные орудия построили, тараны навесили, камней подходящих набрали бы. В горах, да чтоб камней не найти!